Аженская комунна в описании В И Райцеса
Шрифт:
Любэ и Ле Байонне также объяснили свое возвращение дороговизной (последнему надо было кормить жену и шестилетнего ребенка) и надеялись на помилование по случаю воцарения нового короля и примирения его с папой Римским. Бернар дель Гаррик вообще продолжал жить в пригороде и как прежде ходил в Ажен, вовсе не считая себя изгнанным. Десанта покинул Ажен лишь после прямого приказа судьи, а затем жил в Бордо где, как и прежде, кормился поденной работой, а потом вернулся, прослышав про амнистию.
Чем закончился этот судебный процесс - неясно. Сохранился лишь черновик протокола поименного голосования асессоров. Клерге и Ле Байонне
Что же не устраивало аженцев в городе к моменту начала восстания? Жалобы коммуны наиболее подробно были изложены в показаниях, собранных в июле королевским комиссаром Ириссоном, и представляют определенный интерес для характеристики "морфологии власти" в городе.
"Вот уже 30 лет, как консулы названного Ажена связаны между собой кровным родством или браками. В настоящее время городом правят две "банды", которые не выпускают должности из рук... хотя в городе найдется немало мудрых, скромных и добродетельных людей, способных управлять так же или еще лучше".
Группировка королевского казначея Пьера Ломбара, вот уже двадцать лет имеет в консулате по меньшей мере одного представителя. Это или он сам, или его племянники, зятья, свояки, а в 1512 году консулом даже стал его слуга. При вступлении в должность с консулов | якобы брали клятву вернуть ее по истечении срока прежним владельцам, пользуясь системой кооптации.
Аженцы ссылались на примеры соседних городов - Кагора, Монтобана, Перигё и Сарлата, "где консулов выбирали из людей всех сословий, состояний и занятий, и то же следует сделать в Ажене в силу его кутюм и соизволения короля".
Особую тревогу вызывало постоянное присутствие королевских чиновников в магистрате. "В этом причина того, что простонародье и бедняки не смеют жаловаться на названных консулов и не могут найти защиты у правосудия".
По мнению горожан, консулов прежде всего привлекали налоговые льготы. "Будучи наиболее богатыми, они вместо того, чтобы нести бре- \ мя налогов, освобождаются от тальи, издержек и податей. А прокурор и казначей вместе владеют большей недвижимостью, чем 20 других горожан вместе взятых, но они не несут бремени тальи и налогов".
Просопографический анализ подтверждает справедливость высказанных обвинений. Из 109 консулов, занимавших должности с 1481 по 1515 г. можно выделить ядро магистратуры: 23 человека, избиравшихся свыше трех раз. Примерно через три-четыре года (а после негласного увеличения срока консулата до двух лет - через четыре-пять лет) в списках возобновляются те же имена консулов. Видимо, это и называлось "клятвой вернуть должность прежнему владельцу".
Но почему коммуна спохватилась так поздно, ведь общепризнано, что олигархия приходит к власти во французских городах не позднее конца ХШ в.?
Средние и мелкие города Юга представляли собой некое исключение. Ссылки на соседний Монтобан были весьма уместны. Там по обычаю избирались шесть консулов, из каковых трое были полноправными горожанами, в чье число включались клирики, дворяне и купцы, а трое других должны выбираться из народа, то есть из лиц, занятых ручным трудом. В числе "народных" консулов один должен быть представителем сельской округи, "добродетельный и честный земледелец, который на время консулата должен проживать в названном городе и вести себя достойно".
В Ажене
Возмущение вызывал стремительный рост городских налогов. С начала XVI в. одна лишь городская талья - подушная подать - выросла в 10 раз. Тревогу вызывало и нарушение королевских привилегий, издревле дарованных Ажену. Консулы взяли на откуп сбор королевского соляного налога в округе Ажена и распространили его на горожан, которые прежде имели привилегию беспошлинно покупать соль прямо из королевских амбаров. По вине консулов нарушалось и стапельное право. Суда, плывущие из Бордо, были обязаны делать перевалку у причалов Ажена, что давало заработок городским беднякам. Теперь же консулы за деньги освобождали судовщиков от перегрузки. Для винодельческого центра, каким был Ажен, также чрезвычайно болезненной была практика ввоза консулами вина, произведенного вне пределов городской "юрисдикции".
Список злоупотреблений консулов был пространен: критиковалась и роскошь консульских одеяний, оплачиваемых из городского бюджета, и манера бесконтрольно заимствовать казенные деньги для личных нужд, и чинимые насилия над женщинами.
Перед нами классическая картина господства патрицианской олигархии. Власть принадлежит узкому кругу лиц из числа богатых купцов и королевских чиновников. Они перекладывают на плечи бедняков и людей среднего достатка налоговое бремя и сами наживаются при введении и сборе различных податей. Попытки протеста пресекаются безоговорочной поддержкой королевских чиновников.
Аженский патрициат был все же еще неопытен. Захватив власть, он не разработал механизмов социального контроля. Консулы чувствовали себя уверенно, полагаясь на действенность союза с королевской властью, и не заботились о создании социальной базы хотя бы в виде разветвленной системы клиентел. А ведь восстание 1514 г. показывает, что власть в средневековом городе не располагала действенным аппаратом принуждения. Она в большей степени опиралась на традиции и авторитет, на те самые кутюмы, столь часто поминаемые восставшими. В мирное время этого было вполне достаточно, но в ситуации социального конфликта власть оказывалась бессильной. Ни консулы, ни королевские судьи не могли произвести ни одного ареста и могли предпринимать лишь символические действия.
Аженцы выступили под лозунгом "За короля и коммуну!" Но как они представляли себе королевскую власть и как далеко простиралась их лояльность?
В конце июля некий житель соседнего с Аженом местечка Вильнёв встретил в таверне аженского мясника Антуана Кастельно, с которым они вместе воевали в Пикардии. Они хорошо выпили, а наутро королевскому судье поступили показания: "названный Кастельно сказал, что шевалье де;
Форс отправился к королю ради них, ради простого народа. Королю же хо-' рошо известно, что сия провинция раньше была английской, а их предки были англичанами. И что если король вздумает слишком понукать или притеснять их, то они предпочтут вернуть англичан". На возражение своего однополчанина о том, что ему не поздоровится, если об этих словах узнает король, Кастельно отвечал, что так очень часто говорят в их городе.