Азиатский аэролит. Тунгусские тайны. Том I
Шрифт:
Он окончательно опьянел и положил голову на руки. Самборский, заплатив за завтрак, взял его легонько под локоть и повел в купе. Аскольд покорно шел и лишь тихо бормотал себе под нос:
— Факт — едем! Решено и подписано. Ты будешь писать, я буду снимать… Горы сворачивать будем и тайгу ломать. Ей-богу, ломать. Подъедем к кедру столетнему, как наляжем, хрясь и нету! Накажи меня Рабкрин, ломать!
— Значит, Аскольд, ровно в три у меня — обед, до тех пор я любой ценой выбиваю командировку, деньги
— Пока!
Друзья простились и с Курского вокзала двинулись в разные стороны. Самборский домой и в редакцию, Аскольд в «Метрополь».
За пятнадцать минут молодой оператор на таксомоторе добрался до гостиницы. Извлек аппарат, чемоданчик и стал неподвижно на тротуаре, дав волю невеселым мыслям.
Эх, Аскольд, Аскольд, ты все же самый что ни на есть классический образец легкомыслия и неблагодарности! Крутую ты заварил кашу. Ну вот, скажем, заходишь ты в гостиницу, встречаешь дядю, здороваешься и так далее. Дядя суетится, радуется, вечером экспедиция отправляется в путь, а ты тогда несмело:
— Видите ли, дядя, тут такая история, я не один.
— Как не один?
— Да со мной товарищ еще, журналист такой хороший, Самборский, я ему предложил присоединиться к экспедиции.
— Ты предложил?
— Гм, я.
— А меня ты спросил?
— Гм, нет.
— Так кто же, по-твоему, глава и начальник экспедиции — ты или я?
Аскольд представил, как нахмурится доброе лицо дяди, как встопорщатся густые с проседью брови и усы, и беспомощно вздохнул. «Дурачина, и что же ты скажешь в ответ?» Неприятное чувство стыда охватило Аскольда.
— Да, действительно, каша крутая, и как же в глаза Павлу смотреть, если дядя категорически откажется принять его в состав экспедиции, потому как не так-то это просто: сел и поехал. Эх, черт возьми, историйка!
Павел (прекрасный, учтивый, умный Павел) непременно решит: «Трепло, болтун, брехло».
— Ну и дурак же, — подумал вслух Аскольд и, еще раз глубоко и безнадежно вздохнув, побрел, как на казнь, к двери гостиницы.
— Извините, пожалуйста, какие номера занимает экспедиция профессора Горского? — обратился оператор к швейцару. — Я участник экспедиции — оператор, только что прибыл из Харькова.
Швейцар важно осмотрел поверх очков Аскольда, прищурился, будто что-то вспоминая и, помолчав, безразлично ответил:
— Профессора Горского, стало быть, нет, вы опоздали. Вчера экспедиция выехала из Москвы.
По спине Аскольда поползла холодная волна и он удивленно раскрыл глаза.
— Как же так, а я?! — беспомощно и наивно спросил он швейцара.
Тот усмехнулся и пожал плечами:
— Кто его знает, как хотите. Да здесь вам письмо оставлено, кажется.
Аскольд хищно схватил рыженький конверт, впопыхах разодрал и нетерпеливо уставил глаза в мелко написанные знакомым почерком строки.
«Аскольд!
Нам пришлось отправиться
3/V Москва».
Прочитав это краткое сообщение, Аскольд и на сей раз вздохнул, но уже радостно и облегченно, как человек, сумевший выпутаться из неприятной истории. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Оператор нашел глазами телефон и бросился к нему:
— Станция! 21–23. Спасибо. Алло! Самборский? Нет его? Хорошо. Скажите: буду в три ровно. Завтра отправляемся в путь. Скажите, Аскольд звонил — он знает.
Аскольд свернул с Чугунного моста и пошел налево вдоль балчугского берега, время от времени заглядывая в бумажку с адресом квартиры Самборского.
Миновав домов десять, остановился перед неряшливым красноватым трехэтажным зданием. Стены его, очевидно, давно скучали по извести и кистям маляров — дом стоял облупленный, побитый непогодой, и огромные, подобные лишаям, пятна густо серели на его фасаде.
Внизу над широкой — как в прачечных и тому подобных заведениях — дверью потертая и грязная вывеска извещала, что мужской портной Пинхус Мейзман шьет здесь мужские костюмы.
Аскольд остановился, сверился с бумажкой и сказал себе:
— Дом 10, кв. 6. Так точно — 10, 6.
И, постояв еще немного, решительно направился к широким дверям.
В просторном, разделенном невысокими фанерными перегородками и похожем на лабиринт зале Аскольда встретила невысокого роста девушка, краснощекая, рыженькая. Она мило улыбнулась и предупредила его:
— Вы к Павлу Николаевичу Самборскому? Прошу. Он говорил, что вы придете.
Аскольд и сам ответил теплой улыбкой:
— Спасибо. К нему.
— Вы, наверное, звонили?
Девушка повела его в комнату Павла.
В небольшой комнате с мягкими диванчиками горело электричество (окно помещения выходило на темный узкий проход). Самборский стоял, склонившись над большим кожаным чемоданом.
Он резво повернулся к Аскольду и радостно вскричал:
— Все устроил, хоть сейчас к твоим услугам. Редакция руками и ногами за. А у тебя как?
— Хорошо. Но, друг…
Самборский успел опередить:
— Мы опоздали.
— А ты откуда знаешь?!
— Ого, это вся Москва знает.
— Я застал лишь письмо, ты согласен догонять?
— Зачем же я тогда готовлю свой такелаж? — ответил Самборский и помолчав немного, нерешительно спросил: — Но знаешь, Аскольд, у меня к тебе вопрос. Вот скажи, ты уверен, что дядя не будет иметь ничего против, если мы прибудем вдвоем? Говори откровенно.
Аскольд, напустив на себя равнодушный вид, спокойно помотал головой.