Азимут «Уральского следопыта»
Шрифт:
Татищев знал, не имея, правда, прямых доказательств, что Демидов промышляет на Алтае не только медь. Едва приехав в Екатеринбург, горный начальник получил этому новое подтверждение. Уже в ноябре 1734 года он сообщал императрице о рудознатце Костылеве, который «подал другое доношение о золотых и серебряных рудах, объявляя о том, (что) на пред сего подавал доношение к генерал-порутчику (Геннину). Токмо такого доношения и записки здесь (в Екатеринбурге) не явилось». Татищев приказал перерыть весь горный архив, но вынужден был снова писать в Петербург, что о наличии на Алтае золота и серебра все «нужнейшие доказательства распропали».
Нисколько
Горный деятель Н. С. Ярцев, отец которого находился в составе этой экспедиции, писал в своей «Горной истории»:
«По прибытии на место, из добытой экспедицией медной руды… получился ротштейн… и по малым пробам те руды и самый ротштейн оказывали в себе серебро». Но руководитель экспедиции майор Угрюмов объяснил позднее это тем, что якобы «пробирщик клал в пробы серебро или серебряные копейки».
Но прежде чем майор Угрюмов дал столь странное объяснение присутствию серебра в алтайских рудах, произошли следующие события.
Акинфий Демидов вернулся из Петербурга на Урал, когда экспедиция, посланная Татищевым, находилась еще на пути к Колывани. И не успели члены экспедиции вернуться в Екатеринбург, как появился новый указ императрицы: «Колыванские заводы отдать обратно Акинфию Демидову и впредь Татищеву вовсе не ведать заводами его нигде».
А еще через несколько месяцев Василия Татищева вообще убрали с Урала…
Вот тогда-то майор Угрюмов и высказал свое мнение о серебре, обнаруженном в колыванских рудах.
Приходится просто удивляться такому везению Акинфия Демидова. Он не только вышел живым и невредимым из опаснейших положений, но и одержал полную победу над своими врагами. Больше того, добился новых льгот и привилегий, которые дали ему возможность быть полновластным хозяином на своих заводах.
Он сам предложил платить десятину и пошлину не с каждого пуда металла, а с домны и молота сразу за год вперед. Казне это выгодно. Демидову тоже: теперь ревизоры не будут ездить к нему на заводы, считать пуды металла и видеть то, что им не нужно видеть. И после расчета с государством Акинфий Демидов — только он единственный в России — имеет право беспошлинной торговли даже с иноземцами. Теперь на таможнях не будут заглядывать в его обозы и проверять, что и куда везут демидовские приказчики.
Правда, остались еще ревизоры для сыска беглых крестьян и рекрутов, но и этим доглядчикам умел хитрый заводчик иной раз загородить дорогу в свое горное царство. Когда Сенат поручил Военной коллегии послать на демидовские заводы штаб-офицера с командой для ловли беглых рекрутов, то фельдмаршал Миних вдруг высказал опасение, что «через такую чрезвычайную посылку не могут ли мастеровые и работные люди от страха разбежаться». После миниховского сомнения Демидова освободили от очередной ревизии.
Так горное ведомство Акинфия Демидова превратилось как бы в суверенное ведомство, во внутренние дела которого почти никто не вмешивался. Слухи о демидовском серебре примолкли. Так было, как мы знаем, до января 1744 года, когда письмо колыванского приказчика заставило старого горнозаводчика, бросив все другие дела, спешно выехать в Петербург.
Вояж
Столичный спектакль о первоприобретенном серебре разыгрывался блестяще. Сценаристом и режиссером этого спектакля был сам Акинфий Демидов, а ведущим актером — барон Черкасов.
Получив в феврале 1744 года милостивое высокомонаршее обещание, Акинфий Никитич прекрасно понимал, что пока еще сыгран только первый акт и для того, чтобы иметь благополучный конец, очень важно не пустить на сцену актеров, которые могли бы испортить игру…
Сохранилось письмо Демидова, в котором он сообщал барону о своей встрече с императрицей и, несмотря на, казалось бы, полный успех, просил Черкасова «подать его желанию руку помощи». И всесильный кабинет-секретарь императрицы взял все дело о колыванском серебре в свои руки. В демидовских интересах барон совершенно игнорирует Берг-коллегию, которая и должна была заниматься подобными делами. Высшую горную власть даже не извещают о столь значительном событии, как открытие месторождения серебра, с ней не советуются, не спрашивают ее мнения ни в выборе сведущего чиновника для освидетельствования колыванских руд, ни в составлении для него инструкции.
17 мая 1744 года императрица подписала подготовленный Демидовым и бароном Черкасовым указ, в котором повелела «послать бригадира Беэра и с ним… поручика Ивана Улиха, который пробирное дело знает», на колыванские заводы, чтобы удостовериться, «есть ли тех серебряных руд квантитет, чтобы завод завесть».
И только теперь, когда все уже решено, когда уже никто не осмелится оспорить волю императрицы, барон посылает в Берг-коллегию бумагу, информирующую высший горный орган о случившемся. В конце бумаги имеется приписка: «Для Берг-коллегии чрез сие объявляется для известия». Никакого участия в серебряном деле Берг-коллегии не предлагают.
Горная власть была нейтрализована, но оставался еще саксонец Филипп Трегер. Ведь он вместе с доносом привез с собой образцы не только медной, но и серебряной руды, и даже серебряные самородки. Больше того, он прихватил с собой и руду, которая содержала золото. Трегеровский донос может исказить историю открытия колыванского серебра. Ведь Акинфий Демидов определенно заявил, что до самого последнего времени он выплавлял только медь и лишь-совсем недавно иноземец Яган Юнгенс «изыскал часть серебра».
Подал ли все-таки Трегер кому-нибудь свой извет? В Центральном государственном историческом архиве в Ленинграде, где собраны все документы о колыванском серебре начиная с 1744 года, трегеровского доноса не оказалось. Очевидно, Демидов сумел как-то обезопасить себя от саксонского мастера. Но какие-то сведения, хотя и не самые опасные для Акинфия Никитича, все-таки дошли до императрицы, 2 июля 1744 года появился еще один указ, подписанный Елизаветою Петровной, и по нему Филипп Трегер включался в экспедицию Беэра, который теперь должен был освидетельствовать не только серебряную, но и золотую руду. Кроме того, Беэра обязали секретно осмотреть на Урале казенные и частные заводы, так как «о состоянии их и с таким ли порядком производятся, как Наш интерес требует, Мы неизвестны и от Берг-коллегии того (известия) получить не можем». И поскольку слухи о сокровищах уральских и сибирских недр разрослись, видимо, до баснословных размеров, то императрица поручила Беэру «разведать… о таких минералах, чего на свете не произошло».