Азм есмь царь
Шрифт:
— Всё зависит от того, кто чем рискует, — ответил я, не отрывая от неё взгляда.
В этой игре мы были равными соперниками. И я понимал, что она не сдастся так просто.
— Точно-точно? — она практически дышала мне в лицо, вставая на цыпочки, чтобы заглянуть в мои глаза. В них, как в глубоком колодце, отражалась моя задумчивость, и она, словно желая увидеть там отражение своей души, приближалась еще ближе. Ее дыхание, легкое и горячее, щекотало мою шею, а волосы, пахнущие летом и солнцем, защекотали мою щеку.
— Точно… — начал я, но слова замерли на языке. Ее
Она не ждала ответа. Ее руки нежно обвили мою шею, а губы, наконец, нашли мои. Это был не поцелуй, а взрыв чувств, огненный и страстный. В нем было столько нежности, столько любви, столько желания, что я потерял голову. Я просто растворился в этом поцелуе, в этом вихре чувств, в этом волшебном моменте.
— Теперь вам придётся взять обязательства за свой «шаг», — она произнесла это с игривой интонацией, невинно захлопав ресницами. Но в ее голубых глазах, ярких, как ледяные кристаллы, танцевали бесенята. — Иначе война! — и завершила фразу соблазнительной ухмылкой, которая обещала как мир, так и бурлящий вулкан.
— Война? — произношу максимально задумчиво, словно пробуя это слово на вкус. — Меня устраивает такая цена за поцелуй. — Секундная тишина висела в воздухе, напряженная и сладкая. И вот уже мы смеемся вместе, звук нашего смеха рассыпается яркими искрами радости.
Она откидывает голову назад, и ее смех звучит как звон колокольчиков. Я смотрю на нее, и в ее глазах уже не бесенята, а искрящиеся звезды. Ее улыбка озаряет лицо теплым светом, и я чувствую, как моя душа раскрывается навстречу этой улыбке, навстречу этой женщине.
— Знаешь, теперь мне интересно, а не могла ли Троянская война начаться из-за пары фраз? — произношу с максимально серьезным выражением лица, пристально вглядываясь в ее голубые глаза. В них отражаются все мои слова, и я чувствую, как она ловит мою игру.
— Кто знает, государь, кто знает. — Изи показательно передразнила меня, откидывая голову назад и смеясь. Ее смех звучит как звон колокольчиков, легкий и нежный, но в нем есть что-то опасное, как в блеске молнии. — Но ты можешь это вскоре узнать. — В ее голубых глазах вновь заплясали бесенята, и я чувствую, как моя душа трепещет от этой игры.
В ее голубых глазах, ярких, как небо после грозы, мелькают такие глубины, что я теряюсь в догадках. Кто знает, что скрывается за этой невинной улыбкой? Может быть, в ней таится целая война, готовая обрушиться на мою душу? Но я не боюсь. Я хочу узнать это. Хочу увидеть все ее тайны, все ее грани.
В этот момент я осознаю, что не хочу ничего другого, кроме как быть рядом с ней. Я готов погрузиться в её мир, пусть он и полон трудностей и неожиданностей. Я готов стать её защитником, её рыцарем, её пленником. Я готов на всё, чтобы понять, что скрывается за её голубыми глазами и этой манящей улыбкой.
Вот ты и поплыл, Гордей. Что ж, и на царя бывает проруха. Мысленно вздохнув, вновь ухожу с головой в омут её глаз.
Спустя какое-то время я наконец-то вернулся в ставку
Тяжелые дубовые двери канцелярии грохотали за моей спиной, возвращая меня в реальность. Прошло несколько часов, но я все еще чувствовал на себе ее взгляд, ее дыхание, ее нежность. И, возможно, ее магию.
С быстрым шагом я двинулся по темному коридору, освещенному лишь тусклыми факелами. Стены были украшены гобеленами с изображениями древних богов и героев, но сейчас они казались мне безжизненными и пустыми. Только одна мысль крутилась в голове: «Как она?».
Дверь особого отдела была открыта, и я вошел без стука, как и полагалось. В комнате стоял тяжелый воздух, насыщенный магией и табакои. В центре стоял стол, на нем кристалл, излучающий тусклый магический свет. По стенкам располагались разные приборы и инструменты, о назначении которых я мог только догадываться.
«Проверка на ментальную магию и прочий 'шарм», — звучал холодный голос из темного угла.
Я вдохнул глубоко и подошел к кристаллу. Его холод пробирал до костей, но я не обращал на это внимания. Я знал, что они пытаются прочитать мою душу, понять, что со мной произошло.
Результат меня ничуть не удивил. Они не смогли ничего найти. Я был чист. Но меня удивило другое. Они пытались меня подчинить, но играли слишком грубо и по-животному.
«Они пытались меня подчинить, но вели себя слишком грубо», — сказал я тихо в пустоту комнаты. В этой фразе звучала и скрытая угроза, и одновременно печаль. Но они не представляли, с кем имеют дело. Или это лишь «дружеское» приветствие? Что ж, тоже имеет место быть.
Но раз я чист, то и упрекнуть немцев не в чем, лишь в этической стороне вопроса, но, право слово, кого она сейчас волнует? Мысленно усмехнувшись, замечаю пристальный взгляд сотрудника особого отдела, что хотел что-то сказать, но терпеливо ждал.
— Государь, — прозвучал тихий голос особиста за моей спиной. Я остановился и повернулся, встретившись с его непроницаемым взглядом. В его глазах отражалась тень недавней войны, и я понял, что он не шутит.
— Пришло время для Балканской компании, ваши войска уже ждут на границе Карпат, — уведомил он меня, словно произнося приговор. Его тон был ровным, без эмоций, но в нем скрывалась стальная твердость, характерная для людей этой профессии.
Он повернулся и пошел вперед, приглашая меня следовать за собой. Мы шли по запутанной сети из туннелей и коридоров, освещенных тусклыми факелами, и в этом темном лабиринте я чувствовал себя не государем, а простым пехотинцем, готовым выполнять приказ.
— Османы просят соблюсти условия договора, — прозвучал тихий вопрос функционера. Его тон был не вопросительным, а скорее утвердительным.
— Государь? — повторил он с небольшой задержкой, словно проверяя, правильно ли всё понял.