Азов
Шрифт:
– Ты, дрянь! Покорись!
А хан промолвил:
– Фатьма! Ты разве не хочешь быть моей женой?
Фатьма молчала.
– Ты разве не знаешь, что мое сердце сгорает от пламени твоих глаз? И разве мои высокие и стройные кипарисы, и мои богатые сады, и звонкие фонтаны, и золото дворцов не радуют тебя и не прельщают?
Она сказала тихо:
– Нет!
– Напрасно ты так отвечаешь. Разве не знаешь ты, к чему ведут такие ответы хану? Отдам тебе богатства Крыма. Все ты получишь. Ты станешь моей первой женою!
– Нет! Не стану я твоею женою.
– Тогда
Легкий ветерок из сада проник в окно…
– Ты хочешь, чтобы я тебя отправил в Стамбул, продал в Галате? – опять заговорил Джан-бек.
– Нет, не хочу, – ответила Фатьма. – Верни меня на Дон, в Черкасск, к Старому, донскому атаману. Верни, владыка-хан! Верни меня на Дон…
– Женой моей не станешь – умрешь!
Она сказала твердо:
– Убивай – женой твоей не стану.
И Джан-бек ей бросил:
– Уйди!
Ввели Варвару Чершенскую, пятиизбянскую казачку. Стройнее не бывало. Красивее – хан не видел.
Она проговорила:
– Хан! Пусти меня до Дону. Не стану твоей женой. Люблю моего Мишку Татаринова пуще жизни. Пуще солнышка люблю. Почто неволишь? Убей лучше.
Хан сказал по-русски:
– Не хочешь жить в гареме?
– Не хочу. Браслетов мне не надобно. И перстней мне не давай! Я не возьму!
Хан махнул рукой:
– Уйди! Убью!
Старуха вывела Варвару, раздела, сняла все перстни и кинула ей лохмотья старые:
– В Чуфут-кале пойдешь! Одевайся, дрянь!
Джан-бек Гирей вошел в гарем. Все жены бросились к подушкам, спрятались, глаза одни блестят.
– Фатьма! – сказал Джан-бек Гирей дрожащим голосом. – Казнить не стану. Прошу тебя: моей женою будь!
Фатьма заплакала.
– Нет!
Старуха Деляры-Бикеч ужаснулась. Два евнуха, высокие и тучные, в черных халатах, качали головами.
Тогда Джан-бек Гирей бросился к Варваре. Она была уже в лохмотьях, а платье с переливчатыми камнями лежало у ее ног.
– Останешься?
– Не останусь! Нет! Уж лучше я сама себя убью.
– Аллах! – сказала Деляры-Бикеч, подняв глаза к сводам потолка. – Что сотворилось? Нравы наложниц совсем испортились. Аллах! Твоими, хан, невольницами владеют злые чары, – произнесла она с глубоким вздохом. – Таких нужно казнить. Другие будут лучше, хан!
И он сказал:
– Казнить!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вскоре явились новые нежданные гости. К вечеру, когда еще не зашло солнце, со всех ближайших гор к Бахчисараю и Чуфут-кале поползли, извиваясь клубками, змеи-гадюки горные, гадюки медвяного цвета, гадюки черные. Были змеи с пестрыми и розовыми головками, медянки бронзоголовые, красноголовые змеи, бледноголовые змеи-угри, пещерные гады с бурыми головами, пепельные… Шипят, жала высунув, скручиваются в клубки, прыгают, выгнув поблескивающие на солнце извивающиеся спины!
Сперва они спустились в Бахчисарайскую долину. Из долины переползли к дворцам. Полезли через стены, под ворота. Несметная сила! Каждый кусточек шевелился. Забрались змеи на крыши каменных
Тут-то и нашлась работа розовым скворцам. Они поднялись тучей, и все небо стало где темно-розовым, где светло-красным. Тревожный крик скворцов слышался над городом протяжно, звонко. Они поднимались то высоко, то с шумом проносились над самою землей.
Улицы опустели. Нигде не было видно ни одного татарина. Город затих в каком-то оцепенении и страхе. И вот начался бой!
Скворцы, сорвавшись сверху, бросались на врагов, клевали ползучих гадов. Ударит клювом маленьким в голову змеи – отскочит. Ударит снова – вскрикнет. Опять ударит. Змеи шипят, клубятся, извиваются, бросаются на птиц.
А птица, как стрела, вопьется и вспорхнет. Кучками по три, по пять и больше – клюют, клюют, щебечут. Проклевывают затылки ядовитым гадам. Убьют – бросают, других клюют. Хвосты змеиные вьются в смертельной судороге.
Бой длился долго. Ожесточились и змеи, и птицы. Обильной кровью покрылась земля, серые камни, зеленая трава и пыль на всех дорогах.
Когда бой кончился, скворцы, поднялись к небу, а уцелевшие змеи уползли куда-то. На узких улицах, в садах, на крышах саклей, дворцов, на серых скалах – всюду лежали мертвые змеи, а рядом окровавленными комочками валялись скворцы.
Спустились скворцы в Чуфут-кале на белый камень, где провели ночь. Утром улетели – никто их больше не видел.
Старая ведьма Деляры-Бикеч сказала хану, что появление скворцов и нападение змей произошло оттого, что в гареме появились непокорные женщины. Все зло идет от них, а хан, неизвестно по какой причине, медлит казнить их. В дальнейшем, для острастки другим, надо немедленно наказывать ослушниц смертью. Хан согласился с Деляры-Бикеч.
…Четыре нукера вели двух пленниц, связав их арканом. Несчастные брели медленно. Встречные татары безжалостно стегали их плетками.
– Чок-чок, быстрее, – издевались татары. – Чок-чок, постыдные!
Женщин подвели к высокой стене, до половины покрытой зеленью. В стене открылись тайные ворота. Четыре нукера вошли. Невольницы, предчувствуя несчастье, остановились. Арканы натянулись – и женщины упали.
– Чок-чок!
Плетки свистели над головами и щелкали, коснувшись тел несчастных женщин. Их силой потащили вверх по узким ступеням городской улицы, петлявшей между пещерами. Варвара и Фатьма с трудом поднимались по ребристым камням.
Тайные ворота скрипнули сзади, закрылись. В пещерах слышались глухие стоны людей, плач женщин, детей. Вся каменная крепость дышала смрадом.
Их привели в главное судилище и бросили к ногам верховного судьи. Тот встал, присмотрелся. Велел поставить женщин на ноги. Четыре нукера бросились развязывать арканы.
Лицо Варвары Чершенской было в пыли. Но верховный судья Чохом-ага-бек узнал ее, спросил насмешливо:
– Якши?
– Нет, дюже плохо! Уйди подале, а то я ненароком плюну в тебя, сатана. Людей гноите.