Азовский гамбит

Перунов Антон

– Что-то еще? – вопросительно посмотрел я на боярина, ничего не делавшего просто так.

– Да, государь, – утвердительно кивнул тот.

– Тогда говори, у меня от Михальского секретов нет.

– Как прикажешь, тем более что это касается и его.

– Вот как?

– Прости, Иван Федорович, но утаить от тебя сие не могу. Сам ведаешь, черный люд наш темен и к суевериям склонен, а потому любую дурость повторять готов.

– Что-то ты, Иван Никитич, издалека начал. Говори как есть!

– Толкуют в народе, – собравшись с духом, продолжил Романов, – что матушка Катерина

не просто так померла.

– В смысле, – озадачился я. – Бояре, что ли отравили?

– Кабы б, – скорбно вздохнул глава Земского приказа. – Сказывают, что Господь тебя наказал, за то, что ты, сказавшись, что едешь на богомолье, сам в Неметчину отправился на княжеский съезд.

– Что за на хрен!

– Ходят такие слухи, – мрачно подтвердил Михальский.

– И ты молчал?!

– Не успел…

– Всегда вы так.

– Не кори своих верных слуг, государь, – заступился боярин. – Не все до наших ушей доходит сразу.

– Ладно, на каждый роток не накинешь платок. Однако самым крикливым языки все же укоротить! И хорошо бы найти тех, кто эти сплетни распространяет…

– А то ты не знаешь кто? – криво усмехнулся Романов.

– Ты на что это намекаешь?

– Иван Никитич прав, – буркнул Корнилий. – В окружении патриарха немало злонамеренных людей.

– Ладно, разберемся, – скрипнул я зубами.

– И вот еще что, – помялся боярин. – Не посылай покуда за Вельяминовым. Пусть хоть год пройдет с кончины государыни.

Что в прошлом однозначно плохо, так это отсутствие привычных развлечений. Нет не то что телевидения или интернета, но даже газет. Нет, «Московские Куранты» у нас, конечно, выходят. Примерно раз в месяц. К тому же, я заранее знаю, что там написано, по той простой причине, что лично утверждаю все что там появится. Иноземную прессу тоже доставляют, но еще реже.

Театра не то чтобы совсем нет. В Кремле регулярно ставят различные мистерии [9] , рассказывающие о житии и смерти святых великомучеников. Очень интересно, особенно когда ничего другого нет!

9

Мистерия – средневековая пьеса с религиозным сюжетом.

Можно еще устроить пир и пригласить скоморохов, которые будут скакать и прыгать, отпуская при этом матерные шутки, от которых даже рейтары краснеют. Правда, потом духовник с патриархом мне по очереди на мозги капают, мол, грех это, но куда деваться?

В общем, единственным доступным развлечением, не попадающим под санкции церкви, и при этом не совсем скучным являются настольные игры. В особенности шахматы. В прошлой жизни я играл, но, что называется, без фанатизма, а тут неожиданно пристрастился.

На Руси, кстати, двигать фигуры по клетчатой доске любят издавна. Говорят, еще Иван IV, прозванный за жестокость Васильевичем, очень уважал эту игру. Вероятно с той самой поры, выигрывать у царя считается не то чтобы неприличным, немножечко опасным. В общем, когда я пятерым боярам подряд поставил «детский мат», стало понятно, что нужен партнер.

Неожиданно

им стал мой бывший секретарь, а ныне преподаватель в царской школе при Славяно-Греко-Латинской академии Первушка Анциферов. Первая наша игра произошла довольно случайно, а теперь дьяк по вечерам с шахматной доской и мешком с фигурами приходит в Кремль. Служба у него такая! Игрок он, по всей видимости, не очень хороший, раз даже я справляюсь, но по местным меркам безбашенный. Выигрывать у царя, пусть даже и не все партии подряд, кроме него никто покуда не решался.

– Шах тебе, государь! – в очередной раз обозначил угрозу для моего короля Первак.

– Кстати, как мои оболтусы? – поинтересовался я, парируя угрозу слоном.

Оболтусы это царевич Дмитрий и участник всех его детских проказ Петер. Обычно они стараются смыться из-под зоркого глаза приглядывающих за ними дядек и нянек, чтобы что-нибудь натворить. Но теперь холодно, и молодые люди чинно сидят рядом с нами на лавке, с азартом наблюдая за нашим поединком.

– Усердно постигают науки, – постным голосом отвечает их наставник в русской грамоте и письме, делая очередной ход.

– Неужто совсем не озоруют?

– Бывает, – дипломатично отвечает Анцыферов.

– А подробнее? – прищурился я, заметив, как напрягся Петька.

– Да так сразу и не упомнишь, – задумывается дьяк. – Разве что, кто-то из них на поварне кошку поймал, да привязал ей к хвосту ложку деревянную. Она, значит, бежит, а ложка тарахтит. Животина, понятное дело, пугается и щибче… так урок и сорвали!

– Это не мы, мой кайзер! – делает честные глаза Петер.

– Мы не знаем, кто это, – менее уверенным голосом добавляет царевич.

– И когда это случилось?

– Так сегодня.

– И ты сразу вспомнить не мог, – хмыкнул я, переставляя фигуру, – а почем знаешь, что они?

– Так ведь не признался никто и доносить не стал, – пожал плечами Первак.

– И что с того?

– Если бы кто другой, – принялся объяснять дьяк, – обязательно нашелся б наушник. [10] А на царевича клепать дураков нету!

– Логично, – хмыкнул я, оборачиваясь к пацанам. – Что скажете, лиходеи?

– Это не мы, – стоял на своем Петька.

10

Наушник – доносчик. Наушничать – доносить, в смысле шептать на ухо.

– Уверен?

– Вот вам крест, мой кайзер!

Сочетание посконно православного «креста» с немецким титулованием в устах ушлого мальчугана выглядело забавным. Мой отпрыск хотя и выглядел не столь нахально, но сдаваться и каяться тоже не собирался.

– Зачем вы это сделали? – печально спросил я у Дмитрия.

– Простите, отец, – неожиданно всхлипнул тот.

– Что случилось, мой мальчик?

Принц какое-то время крепился, но надолго его не хватило, и его маленькие плечи затряслись от рыданий. Петька обхватил своего высокородного приятеля руками, как будто хотел заслонить собой от чего-то ужасного, после чего обернувшись ко мне почти выкрикнул: