Шрифт:
История первая. Прогулка
Капитолина Алексеевна выглянула в окно. Весна-а-а! Солнышко уже вовсю припекало, на душе становилось весело. Надо выйти прогуляться – посмотреть, что в миру делается…
Зачесала седую редеющую шевелюру назад, накрасила тонкие губы, подвела выцветшие голубые глаза.
«Норм телка!», – подумала она, глядя на свое 80-летнее отражение. Влезла в длинную юбку, накинула вязаную кофту, прыгнула в высокие остроносые ботинки. Взгляд упал на трость, пылившуюся
«Возьму для понта!», – подумала старушка и, подхватив трость, толкнула входную дверь. Тут же вернулась, схватила с трюмо старый кассетный плеер и засунула в карман кофты. Воткнула в уши наушники и нажала на кнопку.
Подпевая солисту «Сектора газа», вышла из подъезда. Дворник Ахмет, почесывая буйную черную шевелюру, стоял возле внедорожника.
– Ахмет, ты чего тут репу чешешь? – баба Капа, вынула наушники и подошла к нему.
Ахмет поднял на нее свои черные, как угольки, глаза.
– Подмести не могу! Прямо на тротуар свой машина бросил, шайтан! – пожаловался он.
Баба Капа задумчиво осмотрела джип. Сверкающий, дорогой.
– Действительно… И что за псина ее тут поставила? – спросила она, заглядывая в салон.
– Не знаю, – растерянно ответил дворник.
– Не зна-а-а-ю! – передразнила баба Капа. – Так надо узнать!
– А как?
– Ахмет, вот при всем уважении, ты – ишак! – рассердилась она. – Это делается очень просто!
Бабка пнула в колесо. Тишина. Повернулась к дворнику, отдала ему трость.
– Ну-ка, Ахмет-ака, подержи!
Она отошла на метров десять, встала в позу низкого старта. С криком команчей ринулась вперед и с разбегу ударила по колесу ногой. Тишина.
– Что за хрень?! – возмутилась бабулька. Кряхтя, влезла на сверкающий бампер и принялась подпрыгивать, раскачивая машину. Качала с усердием, со знанием дела. Аж язык высунула. Тишину двора прорезал дикий вой сигнализации. Ахмет испуганно присел, озираясь по сторонам. Баба Капа с победной улыбкой уселась на полированную поверхность и стала смотреть на окна квартир. Рамы на третьем этаже распахнулись, высунулось заспанное лицо Светки, легкомысленной студентки.
– Капитолина Алексеевна! – возмутилась девушка. – Вы что делаете?!
– Захлопнись! Тебя забыла спросить! – перекрывая вой, крикнула бабка. Закинула ногу на ногу, продолжая смотреть на окна. Вой прекратился. Рядом со Светкой появилась рожа – небритая, злая и невыспавшаяся.
– Эй, старая! Ты совсем, что ли? Слезь с моей машины! – хриплым басом выкрикнула рожа.
– А-а-а, это твоя судорога? – прищурилась бабка. – Тяни сюда ноздри и убирай ее! Видишь, человеку подмести надо!
– Чё?! – небритая рожа вытянулась от удивления. – Я же сейчас выйду!
– Хорош п…здеть! Давай выходи! –
Через пять секунд подъездная дверь, открытая пинком, чуть не слетела с петель. На улицу выскочил здоровенный детина. Сжимая пудовые кулаки, рыча, медленно приблизился к машине.
– Ну чистый гамадрил! – констатировала бабка, глядя в его перекошенную рожу, неотягощенную интеллектом.
– Бабка, по-хорошему прошу: слезь с машины! – с угрозой произнес детина.
– Во-первых, не бабка, а Капитолина Алексеевна. Во-вторых, что-то я тебя здесь раньше не наблюдала. Ты чьих будешь, пионер?
– Под Кривым хожу, – настороженно ответил детина, сбитый с толку невозмутимостью бабки. – А что?
– А звать тебя как? Назовись.
– Ушан, – пробубнил он. Бабка с интересом посмотрела на его торчащие, просвечивающиеся на свету, большие уши.
– Вот что, Ушан! Тачилу на парковку загнал, и за борзометром своим следи. Машину бросил как попало, людям ходить негде. Олень!
– Чё?! – оскорбился детина. – Чё ты сказала?!
– А какое слово тебе не понятно?! – повысила голос бабка. – Машину, говорю, убрал! Олень!
Светка в ужасе слушала их диалог. Прижала ручки с накрашенными ноготками к хорошенькому личику.
– Женечка! Милый! Я тебя прошу: убери машину! – крикнула она.
– Помолчи! – выкрикнул он.
– Это же баба Капа! Ее весь двор знает! – чуть не плакала Света.
– Авторитет, что ли? – усмехнулся детина.
– Авторитет не авторитет, но слово свое имею, – многозначительно ответила бабулька. – Не уберешь машину, получишь в грызло! Вот этой вот штукой!
Щелкнула пальцами, Ахмет протянул ей трость.
Ушан с опаской глянул на трость, перевел взгляд на решительное выражение морщинистого лица.
– Ладно, уберу. Слезай! – сдался он. Ему, молодому и здоровому, бодаться с бабкой – ну, западло, что ли… Да и пацаны не поймут. Да и бабка – вон какая борзая.
Капитолина Алексеевна резво спрыгнула с капота. Детина щелкнул брелоком, открывая дверь. Сел, завел машину и медленно двинулся в сторону пустой парковки. Она с удовлетворением посмотрела вслед, затем подняла глаза на окна третьего этажа.
– А ты, Светка, запомни! Если еще раз твой еб@ришка лопоухий поставит свое корыто под окна – разжалую в пешеходы.
Светка торопливо кивнула.
– Ай, рахмат, Капитолина-апа! – Ахмет в почтении приложил руку к груди. Баба Капа махнула рукой и направилась к детской площадке, на которой сидели несколько подростков. Один, с уже пробивающимися усиками, терзал струны и что-то тихо выл на чудовищном английском.
Бабка подошла к ним. Поморщилась. Подростки затихли.
– Ты, чел, слышал такое выражение: не можешь ср@ть, не мучай ж..пу? – вздохнула она и протянула руку к инструменту. – Ну-ка, дай мне балалайку!