Баба Люба. Вернуть СССР

Фонд А.

Я не могла пройти мимо (ну это же я!). Поэтому подошла к человеку. Присела, перевернула его голову.

Дышит.

Он него не было запаха алкоголя. Более того, одет он был чисто и опрятно.

Что это? Инсульт, инфаркт? Гипертонический криз? Я не разбираюсь. Знаю только, что нельзя человека двигать туда-сюда, вдруг позвоночник или шея переломаны. Губы у него, кстати, были синими.

— Мужик, ты слышишь? — хрипло спросили я.

Человек попытался что-то прохрипеть, только слов было не понять.

Его надо

в больницу.

Я оглядела торопливый равнодушный поток.

— Люди, помогите! Человеку плохо! — несколько раз прокричала я. — Его нужно в больницу! Человек умирает!

Но толпа по-прежнему равнодушно текла по своим делам. А человек, по всей видимости, умирал. Или уже умер.

От этой мысли я похолодела и бросилась к нему:

— Вы живы?

— Угым… — прохрипел тот.

— Держитесь, я сейчас.

А что я сейчас могу? Мобилки у меня нету. Рядом телефонной будки не наблюдается. Никому никакого дела до умирающего человека нету. Что делать — не знаю.

Движимая паникой, я подбежала к какому-то прохожему, и буквально ухватила его за руки:

— Помогите, человек умирает! Нужно в больницу!

— Да алкаш это! — отмахнулся тот.

И второй отмахнулся.

И третий…

Я готова была зарыдать.

Что делать?

Человеку, как я видела, становилось всё хуже.

— Ыыыы… — простонал бедняга.

— Что?

— П-переверни, дышать не могу…

Я, плюнув на технику безопасности, как смогла, со всеми предосторожностями перевернула его на спину.

Это оказался очень старенький дедушка.

— Держитесь, — велела я.

— Я умираю, — пробормотал тот и зашелся в хрипе.

— Не умирайте! — сказала я, — вы не должны сейчас умирать! Держитесь! Ну сами подумайте, сейчас март, вся земля мёрзлая, подумайте, как вас будут работники кладбища проклинать!

— П-почему?

— Потому что мёрзлую землю копать очень трудно! Дождитесь хоть лета, а потом умирайте сколько душе угодно! А над людьми издеваться не надо!

Я что-то ещё говорила. Какую-то ерунду. Говорила, пыталась убедить дедка держаться.

Рядом притормозило такси. Я бросилась к нему.

— Помогите отвезти человека в больницу. Видимо инфаркт.

— Триста, — равнодушно сказал таксист и зевнул.

— Бога на тебя нету! — возмутилась я. — Там человек умирает. И больница на соседней улице.

— Триста, — повторил таксист и соизволил перевести на меня взгляд, — или платишь, мать, или я поехал.

— Плачу! — выдохнула я.

У меня были деньги Любаши. И хоть я планировала тратить их на другое. Но бросать человека было не в моей практике.

— Помоги занести, — сказала я таксисту.

— Я не грузчик.

— Да ты не человек, что ли? — возмутилась я. — А если с тобой завтра инфаркт случится? И всем насрать будет? Так и сдохнешь под забором! Пошли поможешь, говорю!

— А если он облюет мне сидения? — забеспокоился

таксист.

— Я оплачу чистку, — успокоила его я. — Пошли говорю!

С помощью ругающегося таксиста удалось дотащить дедка в такси, и мы поехали в больницу.

Возле больницы, таксист помог перенести дедка на лавочку во дворе и торопливо укатил. Получив свои триста (пытался, гад, еще пятьдесят выклянчить «за транспортировку», но я сказала, что, если будет наглеть — пойду в церковь и за упокой на него свечку поставлю. Он испугался и свалил. Гад и жлобина!).

Я осмотрела — никакие бригады медиков не бежали навстречу. Никому никакого дела. А дедку было всё хуже. Лицо уже посинело, ещё не сильно, но заметно.

— Дедуля! Держись, я сказала! — рявкнула я, — ты обещал!

Дед что-то силился сообщить, но я побежала в приемную:

— Там человеку плохо! На лавочке! — сказала я дежурному человеку в белом халате.

— Женщина! Вон их у меня сколько! — человек в белом халате (я просто не знала, доктор это или санитар какой-то), равнодушно махнул рукой.

Я оглянулась и обомлела — в приёмной на скамейках. На стульях. И даже на полу, сидели. Лежали. Корчились от боли люди. Много людей. И многим было не просто плохо. А очень плохо.

— Воды! — прохрипела толстая тётка, скорчившись на лавочке буквой «зю».

— Она воды просит, — перевела я слова больной женщины человеку в белом халате.

— Они все постоянно что-то просят, — отмахнулся тот, — и так каждый день.

— Но ей плохо!

— Всем сейчас плохо. Время такое.

Я мысленно пожелала сучонку в белом халате такой же участи, обошла по большой дуге больную тётку, чтобы не встречаться с ней глазами, и вышла их приёмного покоя.

Что делать? Ясно, что ему не помогут. При таком равнодушии, я даже не знаю, как комментировать всё это.

В углу сиротливо стояло кресло на колёсиках. Я схватила его и покатила на улицу.

Деду явно стало ещё хуже.

Поймав какого-то человека, что пришел проведывать кого-то, я, грозя ему всеми карами небесными, с его помощью, подняла с лавочки и усадила дедка в кресло. Затем покатила его в приемный покой.

Ну а там всё та же картина. Мучающиеся, изнывающие от боли люди и равнодушный человек в белом халате над ними. Святая инквизиция в действии.

И что мне делать?

В приемный покой вошла группа людей в белых халатах. По всей видимости врачи.

Я подошла к одному, с самым важным видом и сказала:

— Вон в кресле сидит дед. У него или инфаркт, или инсульт. Посмотрите его, пожалуйста.

Врач гневно вскинулся, но увидев, как я сунула две купюры ему в карман, моментально переменил мнение и живо заинтересовался дедом.

Уже буквально через каких-то пару минут деда осмотрели, изучили и предварительно что-то там диагностировав, покатили куда-то вглубь больницы.