Баба Яга и ее внучки Ягобабочки (сборник)
Шрифт:
Манюшка ёжится:
– Очень с виду строгий он… Его просить – новые подарки дарить, а у меня больше ничего не осталось. Только вот это платьишко, да и то штопаное.
– Подарков нет – поклонись пониже! – буркнула Медведица и устало побрела в лес.
Подбежала Манюшка к Журавлю, поклонилась низко:
– Дяденька Журавль, нет у меня подарков, да всё равно выслушай! Глянь скорее вдаль, на речку, там моего братика Егорку в море уносит…
Не успела она и досказать, Серый Журавль – долгие ноги, вострый нос мигом со своей высоты глянул вдаль
– Курлы-курлы! Караул! Где вы, мои ребята-журавлята? Скорей! Сюда! Надо мальчика Егорку выручать!
Взмахнул Журавль сильными крыльями, взлетел над всем голубым простором. К нему, откуда ни возьмись, два серых журавлёнка пристроились. И они полетели на середину речного плёса – спасать Егорку.
Полетели, подцепили кораблик-тележку за края да и к берегу причалили.
Сидит там Егорка живёхонек, здоровёхонек, знай себе агукает, смеётся, а Манюшка не знает, что и делать от радости. То ли братца обнимать, то ли Журавля благодарить. Кланяется она ему опять до земли, кланяется и журавлятам, просит прощения, что нет у неё подарков.
А журавлята свои серые окоротелые пиджачишки одёргивают, сами радуются, прыгают, кричат:
– Да ты что?! Да какие такие подарки, когда братец в море уплывает!.. Ничего нам, Манюшка, не надо, и кланяться нам не надо, мы сейчас тебя ещё и проводим домой!
И они помогли Манюшке докатить братца до самой деревни Тёплые Лопушки, а там уж – переполох! Родители с поля, с работы вернулись – волнуются. Вся деревня волнуется. А как только завидели на дороге братца в тележке, да Манюшку, да её долгоногих крылатых помощников, так тут все и бросились к ним.
Мать с отцом даже браниться не стали. Схватили Егорку, давай по очереди целовать его да тетёшкать, а старые да малые деревенские жители обступили Манюшку:
– Ну как? Побывала на всём на просторе? Повидала вольный свет? Каков он?
И Манюшка засмеялась и ответила:
– Повидала, повидала… Он большой-пребольшой, но пугаться в нём нечего. Он – добрый!
И показала на тех в сереньких коротких пиджачишках журавлят, которые в беде ей помогли да ничего за эту помощь с неё не потребовали.
Девушка-Ель
Беда у девушки случилась: умерли почти в одночасье её старые мать и отец.
Распрощалась девушка с ними, затосковала крепко: «Как дальше быть? Ведь после батюшки, матушки у меня братиков, сестёр и тех нету… И выходит, не нужна я теперь никому, да и мне самой жить-стараться больше не для кого!»
И вот она вздыхает, и вот она горюет! И так в печали своей замкнулась, что ни друзей, ни подруг, ни соседей
И бродила она так, бродила да и забрела в сумерках поздним вечером на полянку в лес.
А там – тишина, а там – покой. Там лишь высоко над тёмными деревьями горят предночные звёзды да снизу по траве расстилается белый туман.
Встала девушка посреди этой поляны, поглядела, как мягко туман к самым ногам её ластится, послушала здешнюю тишь и прошептала:
– Вот тут бы мне какой-нибудь ёлочкой навсегда и остаться…
Прошептала, прежнее своё повторила:
– Всё равно я не нужна никому. Всё равно мне, девушке, больше жить не для кого.
И только она проговорила это, как вдруг белый туман-то всколыхнулся весь, и из тумана на девушку тёмными, колдовскими глазами смотрит Лесной Дух.
Смотрит не грозно, смотрит участливо, седой головой качает:
– Ой ли? Надо ли тебе в ёлочку обращаться? Смотри, не раскаешься ли потом?
А девушка в расстройстве безутешном Лесного Духа не страшится, девушка говорит:
– Надо! Надо мне стать ёлочкой! И в этом я, нет, не раскаюсь.
И привзмахнул тогда Лесной Дух рукавом туманным, шевельнул бровями лохматыми, сказал тихо:
– Быть по-твоему… Но сначала, девушка, ус-с-сни, ус-с-сни…
И девушка как стояла, так и заснула. А когда проснулась, то видит вокруг себя прежнюю полянку, только полянка эта вся оплёснута теперь утренним, ясным солнышком.
На полянке цветы раскрылись. В траве светлая роса переливается. И девушка про себя, молча, удивилась: «Надо же, какой мне приснился сон…»
И хотела девушка по росе, по траве к дому, к деревне направиться, да вдруг чувствует – ей и одного шага не шагнуть!
Шевельнуться под ветерком она слегка может, а ступить ей ни влево, ни вправо уже нельзя. И поняла девушка, что тот сон её был не сон, что она в самом деле стала зелёной Елью.
Поняла, но и опять не испугалась. Про себя даже подумала: «Вот и хорошо… Вот и буду свой век вековать, буду горе своё горевать здесь в тихом, лесном одиночестве…»
И стоит она, под горячим солнышком дремлет, и ей вроде как становится всё спокойней да спокойней.
Но тут на поляну хмурая тень наплыла, в небе чёрная туча зарокотала, во всю поляну полыхнула молния и заплескал по цветам, по травам проливной дождь.
Выскочил из травы маленький зайчонок. Не знает с перепугу, куда деваться. Ливень его поливает, гром над ним грохочет, зайчик от быстрых молний мечется туда-сюда.
А Девушка-Ель смотрит на него, думает: «Вот ещё один горемыка… Да только что мне до него? Я же ведь решила: мне уж ни о ком нет никакой заботы…»
Но думать она так думала, а сама всё на зайчонка глядит и глядит, отвернуться не может. И вот, хотела не хотела, а стало ей мокрого бедолагу жаль.
Шевельнула она широкой веткой, вроде как подала зайчику знак: иди, мол, скорей сюда… Иди ко мне, малышка, иди!