Бабки царя Соломона
Шрифт:
А вы бы как поступили, увидев, что у босса из носа и рта лезет пузырящаяся пена?
Кинувшись к рулону с полотенцем, я оторвала кусок и сделала попытку вытереть Ване лицо. Шеф отнял у меня бумагу и начал промокать подбородок и щеки, одновременно жадно опустошая бутылку.
— Дай еще одну, — прохрипел он, отбрасывая пустую тару.
Я, здорово испугавшись, не понимала, что происходит. В голову полезли совсем страшные мысли. Человек, отравивший родственников и прислугу Захара Назаровича, совсем не глуп, мигом раскусил, что мы с Ваней не семейная пара,
— Воды… — прошептал Ваня. — Не звони никуда.
— Тебе плохо! — воскликнула я. — Это отравление!
— К-курица… — прозаикался начальник. — Вот жуть… Ты ее пробовала?
— Нет, — ошарашенно ответила я, глядя, как у босса изо рта вместе со словами вываливаются комья пены.
— Не приближайся к ней, — простонал Иван. — Такое ощущение, что ужин сварили в мыле. Вкус… жуткий… дрянь невероятная.
Я вскочила, ринулась к сковородке и потыкала пальцем в соль. Рыхлый белый порошок с голубыми вкраплениями после приготовления в духовке превратился в окаменевший монолит темно-желтого цвета. Страшное подозрение заставило меня вздрогнуть. Налив в чашку воды, я плеснула немного на остатки курицы. Ужин, покрытый аппетитной корочкой, стал активно пузыриться.
Иван убежал в ванную. А я вытащила из мусорного ведра пустую упаковку из-под соли, сфотографировала ее со всех сторон, отправила Димону и сразу ему позвонила.
— Что за снимок ты прислала? — удивился Коробков.
— Переведи надпись, — потребовала я, — там есть текст на английском.
Компьютерщик не стал спорить.
— Сейчас, уно моменто, врубаю транслейтор… Это означает «стиральный порошок». А что такое?
— Оперативная необходимость, потом поговорим, — соврала я и уставилась на упаковку.
Сверху на коробке было четко написано шариковой ручкой «Соль». Нет, я ничего не перепутала, просто консультант из супермаркета идиот. Понятия не имею, что происходит с курицей, когда она запекается в духовке на соли, но, наверное, птичка загадочным образом пропитывается соляными парами. В «Кулинарной книге идиотки» в рецепте подчеркнули: «Ни в коем случае не солите». А у меня цыпа замылилась, обмылилась, промылилась… В общем, не знаю, как назвать еду, которая вобрала в себя средство для стирки.
Послышались шаги, в кухню вернулся Иван.
Я поняла, что надо дать какие-то объяснения, и забормотала:
— Прости, пожалуйста, я не попробовала готовый ужин, купила курчонка в гастрономе. Недобросовестные владельцы магазина, похоже, вымачивают птицу в концентрированном растворе мыла.
— Зачем? — не понял Иван.
— Наверное, товар слегка подпортился, и торгаши придавали ему свежий вид, — нашлась я. — Несвежую говядину опускают в раствор селитры, и она делается на вид как парная. Слышал про такой способ? А с курятиной, видимо, поступают иначе.
Иван Никифорович включил чайник.
— Я редко хожу по магазинам.
— Это твоя сестра? — обрадовалась я смене темы.
— Нет, домработница, — уточнил шеф.
Я заликовала. Старушка-то из аптеки права! Надо подружиться с мужчиной, и он все расскажет. Сейчас Иван сообщил о прислуге, а на работе о ней ни разу не обмолвился. Ура! У нас налаживается контакт. Надо закрепить эффект.
— Хочешь заварю тебе чаю?
— Чем это пахнет? — задал вопрос Иван. — Вроде паленым.
— Утюг! Я забыла его выключить! — подскочила я, бросилась в комнату и подбежала к столу.
Таня, ты коза! Оставила горячий утюг прямо на свежевыстиранной рубашке шефа.
Я быстро сняла утюжок, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Передней части у сорочки просто нет, вместо нее здоровенная дыра с неровными желто-коричневыми краями. Тонкий плед, на котором я гладила, тоже прожжен, подошва утюга почернела.
— Налицо порча казенного имущества, — неожиданно развеселился шеф, вошедший за мной. — Хорошо, что стол не загорелся. Поджог оперативной квартиры — это серьезно. Не переживай, купишь себе новую блузку. О черт, совсем забыл! У меня же на завтра свежей рубашки нет. Следовало домой заскочить, переодеться. Хотя… В ванной лежит вчерашняя сорочка, сейчас я ее постираю.
Иван ушел, но вскоре вернулся.
— Таня, ты не видела мою рубашку? Голубая такая. Вчера вечером, забыв, что нахожусь не дома, я швырнул ее в корзину, а сейчас сорочки там нет.
Я попыталась ответить, но смогла лишь выдавить из себя:
— Она… на столе…
Иван улыбнулся.
— Не надо так сильно расстраиваться из-за тряпки. Завтра купишь новую. Рубашку мою случайно не видела?
Ко мне вернулся голос.
— Я постирала ее.
— Да ну? — поразился босс. — Огромное спасибо. В шкаф повесила?
Я впервые поняла, какие эмоции испытывает преступник, начиная каяться во всех грехах.
— Иван, мне очень неприятно, но я утюжила твою сорочку. Завтра куплю тебе новую.
— Нет, тут розовая рубашка, — возразил босс. — Не люблю поросячий цвет, он бабский, моя была голубая.
Я пролепетала:
— Она была такой до стирки, а после изменила цвет.
— Шутишь? — засмеялся Иван Никифорович, подходя к останкам шмотки. — Точно, это моя любимая рубашка из очень приятного материала… А почему она больше не голубая? Хотя какая разница…
Иван Никифорович направился к двери, потом притормозил.
— Таня, хочешь шаурму? Или лучше пиццу закажем?
Я сделала отрицательный жест рукой.
— Ну тогда просто чаек попьешь, сейчас я заварю, — пообещал босс.
Лучше б он начал орать, трясти перед моим носом своей рубашкой, топать ногами. От того, что Иван не выдал никакой агрессивной реакции, мне стало только хуже. Надо завтра же купить ему точь-в-точь такую, как испорченная.
Я схватила прожженные останки сорочки, сфотографировала фирменный знак, пришитый под воротником, отправила снимок Лизе и тут же ей позвонила.