Бабочка на огонь

Аверьянова Елена

С тяжелым сотрясением мозга, с многочисленными переломами и ушибами тела пролежала Олеся в больнице, а потом — в психлечебнице, как это самоубийцам положено, полгода. А когда вышла за ворота заведения с тяжелыми решетками на окнах — в них белыми пятнами маячили лица таких же несчастных, как она, так домой, к фотографиям и вещам Андрея и Ксюши, не рискнула вернуться. Ангел велел ей идти на вокзал, сесть в автобус номер «101», доехать до остановки «Черная речка». Там ждал ее бог. Бог жил в монастыре. И Олеся стала там жить. Иногда, по просьбе Олеси — редко, к ней приезжали родители. Мама и папа, которые,

оказывается, у нее когда-то очень давно были.

— Ну, здравствуй, бабуля, — сказала Катюша фотографии Катерины Ивановны Зиминой. — Как ты тут без меня? Не простудилась? Зачем опять форточку открыла? На такой жаре живо тебя просквозит.

Катюша полезла на подоконник закрывать хлопающую от ветра форточку, закрыла, сказала себе: «Стоп», опять открыла, вспомнила — перед отъездом она, боясь воров, несколько раз проверила и перепроверила, закрыты ли в квартире все окна и двери. Она осторожно, представляя, что кто-то в шкафу или под диваном есть — жулик или убийца, ее поджидающий, слезла с подоконника — с торшером в руках почему-то уже.

Постояв, послушав, не дышит ли в какой стороне от нее посторонний мужчина — в шляпе, плаще и очках, боясь даже представить, какое у него в руках оружие подготовлено для убийства хозяйки квартиры, Катюша медленно, благодаря немецких военнопленных-строителей за то, что половицы не скрипят (хотя шестьдесят лет дому), стала исследовать те места жилища, в которых человек в шляпе мог спрятаться, чтоб в удобный момент выскочить, выстрелить ей в лицо, зарезать большим ножом.

Зазвонил телефон, почти спугнул в Катюше мысли о ее готовящемся убийстве. Она взяла трубку потными руками, услышала голос Славика, и ей перестало быть страшно. Вовсе не оттого, что этот человек сказал ей:

— Ты дома, Масленок? А я звоню, звоню, беспокоюсь, где ты.

Совсем от другого. От ненависти к бывшему мужу у нее прошел страх перед несуществующим грабителем, перехватило горло.

— Зачем? — клокотнуло горло: «булькнула» она в ответ.

— Ну, как же? — начал объяснять ей Славик. — Квартиру-то свою ты на меня еще не оформила. Але, говори быстрее. А то я из автомата звоню, у меня жетонов больше нет. Когда прийти?

Катюша представила Славика в разбитой телефонной будке — как он топчется длинными, словно у журавля, ногами на ограниченном пространстве, как с силой прижимает к уху тяжелую черную трубку, стараясь понять по дыханию из нее, по ее, Катюшиному, дыханию, что она скажет.

От ненависти Катюша улыбнулась. Тоже — и от предстоящей расплаты со Славиком.

— Мы через час придем, — крикнул «муж», не дождавшись ответа.

— Может, мне квартиру на Иру переписать? — задумчиво, будто на самом деле так и думала, спросила Катюша Славика.

Дескать, посоветуй по старой памяти. Дескать, я тебе доверяю. Как скажешь, так и будет.

— Ах! — вскрикнул, как дама в муслине, Славик, вытолкнул Ирку из телефонной будки, чтобы та не подслушала больше того, что ей знать положено. — Приду один, — сказал он жестко, притворившись мужчиной, но не перестав быть тем, кем он был в Катюшином понятии — дамой в муслине. — Вечером, в семь.

— Это время мне хорошо уже знакомо, — чуть не сказала Катюша, вспомнив бессовестную Злату

Артемовну, подговорившую московских милиционеров не заводить временно дела о краже, посмотреть пока на поведение провинившейся перед ней Катюши.

— Делать нечего, — ответила она нервно пипикающей трубке.

Надо было идти в ванную, забираться в теплую воду и думать обо всем и сразу. О Злате Артемовне и ее «просьбе», о Славике и «его» квартире, о форточке — кто же ее не закрыл?

Несмотря на то, что в жизни по разным обстоятельствам Василию Сергеевичу не раз приходилось отступать от собственных принципов, выработанных предками и веками, он все равно полагал себя человеком порядочным. Именно по этой причине да по причине врожденного благородства, которым все Басмановы отличались, он и пошел к известному человеку, генеральному прокурору, с просьбой.

С Матвеем Исаевичем Василий Сергеевич познакомился еще в прошлом году на приеме в честь Дня милиции, куда, наряду со многими должностными начальниками, был приглашен и он, кинорежиссер Басманов, и несколько других крупных деятелей искусства. Речь шла, в частности, и о том, как правильными творческими методами отображать будни правоохранительных органов, делать упор на положительном образе милиционера, а не человеке, преступившем закон.

— А то слишком много в современных сериалах чернухи, порнухи и прочей нечисти, — сказал в назидание кинодеятелям генеральный прокурор.

С ним, естественно, все согласились.

Потом был небольшой, скромный банкет, где Басманов-Маковский, как всегда, остроумно шутил, даже два раза рассмешил Матвея Исаевича до слез. Матвей Исаевич похлопал Василий Сергеевича при всех своих нижестоящих начальниках по плечу, сказал, словно охранную грамоту дал:

— Если что, обращайся прямо ко мне.

Василию Сергеевичу хватило ума вовремя уйти с банкета, в друзья к прокурору не набиваться. Достаточно и того, что есть — держаться на коротком поводке, поблизости от «миски». Это неприятное для Василия Сергеевича сравнение, смеясь, придумал, и довольно давно, Артем. Басманов-Маковский на брата и на правду, грубую на слух, не обиделся. Артем правильно ухватил суть его отношений с властью. А благодаря чему же, как не способности искренне любить, как собака, любую власть, и плодится, и размножается род Басмановых, не потерялся в веках до сих пор?

Матвей Исаевич принял Василия Сергеевича сразу, еще раз выразил соболезнование по поводу убийства брата, уверил, что все силы милиции брошены на раскрытие этого преступления. Дело раскрыто в короткие сроки. Убийца свое получит.

— А я как раз пришел просить, чтоб много парню не давали, — сказал Василий Сергеевич: не таясь от прокурора, прямо в лоб, как искренний человек, которому скрывать нечего. — А еще лучше — отпустили бы его на все четыре стороны.

— Не понял тебя, — по-настоящему удивился, а не притворился бывший следователь, «расколовший» в свое время до основания не одного преступного «авторитета», ушлого взяточника, государственного казнокрада. — У тебя что, какие-то новые сведения о деле появились? Какие-то личные причины? Доказательства невиновности этого парня? Так ты расскажи. Советую ничего не скрывать от следствия.