Бабочка на штанге (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

На кого похож Марко, замечали многие и порой поддевали его добродушными замечаниями. Но прозвища «Морской конёк» в посёлке у Марко не было. Вообще никакого не было, хотя у многих мальчишек они имелись. Появилось прозвище только в столичном Лицее.

Почему он уехал в столицу НЮШа (зачем согласился?!), Марко потом и сам не мог себе объяснить. Ну да, хотелось нового, дальних дорог, чудес большого города, всяких открытий… Но не настолько же, чтобы отрывать себя от моря, от родного берега с Тарханайской косой и маяком, от мамы, от Женьки; от привычного ребячьего

народа с Маячной улицы («Марко, пошли на Камни! Слон обещал рассказать про пришельцев с Персияды!»).

А случилось вот что. В прошлом августе наведалась в гости двоюродная мамина сестра тётя Даша с мужем Германом Алексеевичем. Тётя Даша была добрейшая душа, хотя и чересчур со столичными привычками (моды там всякие, косметика). А Герман Алексеевич — усмешливо сдержанный, неразговорчивый и, вроде бы с крепким характером, но с женой всегда соглашавшийся во всех её планах. А планы Дарьи Григорьевны возникали стремительно. И строились они всегда на желании осчастливить ближних.

Маме и отцу Марко она с первых дней принялась внушать:

— Марусенька, Гоша! Я понимаю, вы вросли в эти места всеми корнями. Но зачем обрекать детей на провинциальное прозябание? Женечка красавица! Её милые веснушки — золотая россыпь для создания современного имиджа! У неё все данные, чтобы в столице стать звездой сцены или бизнеса!.. А Марик! С его задатками философа, с его способностью смотреть в глубину явлений!.. А что его ждёт в Фонарях? Судьба приморского Гавроша, а потом должность бригадира рыбачьей артели?.. Неужели он этого хочет от жизни?

Женя морщила конопатую переносицу и деликатно уходила на веранду. Она не хотела быть звездой, а хотела стать научным сотрудником в Институте южных морей. Но он не в столице. И Женя изо всех сил готовилась поступать на биофак в Ново-Византийском Филиале. А Марко делал вид, что разговор не про него. Чего он хочет от жизни. Марко никому не говорил, отвечал, что пока не знает. А внутри себя знал, но ни с кем не делился, потому что сочли бы параноиком…

Он был не такой решительный, как сестрица. Тётушке удалось уломать его «пожить хотя бы годик в главном городе Новых Штатов».

— Ты убедишься, сколько возможностей в столице! Ты ведь нигде не бывал дальше Сканевска! А у нас ты увидишь столько всего! И поймёшь, как отличается Лицей от школы в Фонарях! У нас есть возможности устроить в него племянника! Тем более, у тебя почти сплошь отличные оценки…

Неизвестное всегда заманчиво. А Дарья Григорьевна была настойчива (и муж кивал в такт её словам). Потом уже Марко понял (или почуял), что пожилой, но ещё энергичной супружеской паре, чьи дети выросли и разъехались, очень хотелось иметь кого-нибудь, о ком надо заботиться и тревожиться. Чтобы в жизни виделось побольше смысла!..

Столичный Лицей и правда был не похож на поселковую школу — трёхэтажку из белых известняковых блоков, где в сентябре всегда пахнет побелкой и масляной краской. В гранитном корпусе с полукруглыми окнами и колоннами пахло стариной и науками. Портреты в золочёных рамах украшали стены сводчатых коридоров (какие-то генералы,

писатели и прежние директора Лицея). Здесь невозможно было представить игру в конный бой или догонялки-прыгалки — это понимали даже малыши. Впрочем, они, малыши, отличались от старших лицеистов лишь размерами. Лицейская форма с длинными сюртуками и отутюженными брюками делала их уменьшенными копиями выпускников. В самом деле — поскачи-ка в таких костюмах.

Эту форму — кусачую и тяжёлую, как доспехи, — Марко возненавидел с первого дня. Было непонятно, почему при жаре чуть не в тридцать градусов, надо приходить на занятия в суконном мундире и галстуке. Появись в таком виде в поселковой школе, весь народ полёг бы от хохота…

Ну ладно, Марко притерпелся. Потому что было в лицее и много интересного (тётушка не зря обещала). Полукруглые классы (аудитории!) с амфитеатрами скамеек и столов, с экранами и электронными досками. Компьютерные комнаты, где никаких очередей и графиков — садись и занимайся. Библиотека в двухэтажном зале, где всякого, даже первоклассника, встречали, как долгожданного гостя (может, потому, что «гостей» было немного, лицеисты больше «клеились» к мониторам)…

И учиться оказалось не труднее, чем дома. Ну, подумаешь, элементы высшей математики! В Фонарях директор Юрий Юрьевич тоже преподавал эти элементы (правда, не в обязательном порядке, а всем желающим). И желающих было немало. А семиклассник Гаврик Вахта настолько преуспел в этой науке, что занял первое место на олимпиаде в Ново-Византийске (даже в газете писали). Марко никаких побед не одерживал, но тоже кое-что соображал в таких вопросах, Юрий Юрьевич его похваливал…

А вот с одноклассниками в столице он сходился туго. Вернее, никак не сходился. Нет, никто не отпихивал его откровенно, вражды не показывал — культурные люди всё-таки, лицеисты, — но…

В прежней школе всё было просто. Без хитростей и долгих обид. Могли ссориться, могли подраться (если один на один и силы примерно одинаковые), могли даже допекать дразнилками. Но если видели, что довели человека до слез, тут же отступали: «Ну, чего ты. мы же не по правде… Ладно, хлопцы, отдать якоря.

Якорь — лапою за дно, Все мы будем заодно!..» —

И на ладонь того, кто обижен, хлоп-хлоп свои ладони!

В Лицее никто никому не чинил явных обид. Но были усмешки. Это Марко ощутил в первые же дни.

Оказалось, что здесь шестиклассники не носят книги и тетрадки в ранцах. В посёлке Фонари их носили в чем угодно: в торбах, в портфелях, в сумках, в магазинных пакетах. Миколка Яшин таскал свою школьную ношу в чемоданчике из ивовых прутьев, который сам сплёл на хуторе у деда. Ходили и с рюкзаками, и с разрисованными ранцами, которые у многих сохранились чуть ли не с первого класса. Никто не обращал на это внимания. А в Лицее полагалось иметь модные, «с наворотами», сумки, которые в столичных магазинах стоили не дешевле мобильников последнего образца.