Бабочка на запястье

Ромазова Анель

Твою мать! Надо обезопаситься. Сбрасываю ее на свое место и обхожу сзади.

— Включай мышь… курсор… тык пальчиком— командую резче чем надо, смотрит на меня безусловно раздраженно, потом показывает язык.

Память — сука подкидывает незамедлительно, как этот язычок скользил по скорпиону на шее. Как с ней оставаться рядом.

Гашусь вздохом и настраиваю строгую маску на лице, видимо перебираю с мимикой. Евка зеркалит и это выглядит уморительно. Я улыбаюсь. Вопреки себе.

— Ева, ты меня видишь? Я знаю что посмотришь — Арина испугано улыбается —

Я глупая, но так легче. мне так страшно, а когда думаю про тебя легче. обо мне же никто кроме тебя не волнуется. даже родители. им плевать, Ева. всем плевать. только ты меня любишь. Зажимает рукой телефон, поправляя оборванную бретельку платья. — Все хорошо, он меня не убьет. но он так изменился, запер и почти не выпускает, мне только сегодня удалось выкрасть телефон, хоть связь есть. Задним фоном высвечивает помещение. Разобранная кровать в полумраке, с черным постельным бельем. Стены выкрашены в холодно сиреневый цвет. — Ев, он вечно голодный зверь и мое тело уже не выдерживает, а ему мало… я правда не знаю что делать, он меня не отпускает — телефон трясется, изображение начинает смазываться. Арина плачет роняя и мутя каплями и без того не четкую, из-за сумрака картинку. — Я не могу сказать его имя, он начнет охотиться за тобой… мы как бабочки, он так говорит. Летим на пламя и горим, Ева… я горю… сгораю — замерла, побледнела и с паническим ужасом, впиваясь взглядом в сторону. — Зайка моя, не смотри до конца. Как получишь сразу неси в полицию …не смотри Ева — шорох, Арина прячет камеру за портьерой. Обзор наполовину скрыт, бордовой тканью.

Ставлю на паузу, понимая то что произойдет дальше, Еве действительно лучше не видеть.

— Ев, иди наверх, я сам досмотрю. Давай, Детка — приподнимаю и толкаю к лестнице.

— Нет — упрямо дергается и садится обратно.

— Ты хочешь понаблюдать, как твою сестру будут насиловать? — раскатывает сочувствием, к Арине. За Еву, мне просто страшно. Лучше бы ее обычный стопор накрыл, это как-то привычно. А сейчас больная дикость в глазах.

— Я хочу увидеть его лицо, и она не умрет… она не может.

— Я сделаю скрин и покажу..- не успеваю договорить, Ева нажимает плей. —

Девушка на экране жмется к окну, прикрывая телефон. Невидимой силой ее дергают. — Пожалуйста. не надо… я все сделаю- визжит обезумевшее. — Успокойся, Сантурия ты мне надоела, пришло твое время сгореть. — Не-е-ет — динамик пишет всхлипы, звуки борьбы. Арина мелькает в кадре, тот кто ее мучает, нет. На секунду ее лицо попадает в фокус, стеклянные от боли глаза. Тишина потом жалобный писк, камера ловит ладонь, с каплями крови и белой лилией на запястье. Ярко желтая бабочка распахивает свои крылья, но взлететь уже никогда не сможет, проткнутая иглой.

глава 25

Арина мертва.

Ее последние слова звенят в ушах, сливаясь в невыносимый стон. Зажимаю руками. В рассудок течет туман. У меня больше нет сил, сопротивляться, плакать, кричать. Полное безразличие. Открываю глаза и вижу только жестокую реальность.

Ее больше нет.

Я это понимаю головой. Но продолжаю не сводить глаза с белого цветка и бабочки на нем. Шепчу одно.

— Хорошо, что не вижу ее лицо… Хорошо, что не вижу…

Так проще абстрагироваться и представить, что видео это такой фильм. Кусок пленки, обрывок и этого

не случилось на самом деле. Монтаж.

Я не чувствую, как слезы капают на клавиатуру, разбиваясь о пластиковые кнопки.

Ева… Евка. Зайка моя…

Осыпается со всех сторон, больше не услышу. И это не кошмарный сон.

Медленно моргая, беру в фокус лилию. Меня ждет, тоже самое. Сердце листом бумаги сворачивается в ком и каменеет, словно пропитано клеем.

Рин-рин, ты поздно спохватилась. Вечно голодный зверь идет за мной. Эти дары смерти предназначались именно мне. Сомнения сгорают, как спичка.

Но чтобы ни случилось, мы были друг у друга. Недолго и столько всего еще не произойдет.

Ее нет.

Осталась только я. Все время, проведенное в ее квартире, впитывала Арину в себя. Она теперь живет во мне. Вместе со мной. Как подселение души, крепко держит и не дает сорваться. Принятие, слишком легко проникает, оставляя горечь утраты.

Дамир настороженно следит. Ожидая чего? Помешательства? Истерики? Комы? Их нет. Может потом, позже, когда осознаю в полной мере, или почувствую.

Хотя, я с самого начала понимала, что у меня ничего не получится, просто не позволяла так думать.

Как это назвать? Третий глаз, астральная проекция. Мои сны — подсказки, что Арина уже не вернется.

Я отпускала ее руку сотни раз, так и не сумев удержать.

— Ждешь, что я сойду с ума от горя? — произношу скорее устало, чем печально.

— Как минимум потери сознания — садится на корточки, поворачивая к себе лицом. С недоверием вглядывается в мои опустошенные глаза.

Да, так наверно себя ведут бездушные стервы. Или люди на грани. Только я за ней, уже очень далеко. Пересекла и иду в пугающую темноту.

— Можешь поплакать… сам не пробовал, но все говорят, так легче — сострадание в голосе и в том, как гладит мою щеку.

Эта пустота кует таким холодом, что я бы рада, ощутить обычное оцепенение. Дамир тянет меня вниз, усаживаясь на пол и забирая в свои руки.

Тяжелое дыхание, грудь к которой меня с силой прижимают, поднимается и опускается. Его сердцебиение глухими ударами раздаются по лицу. Можно подумать, что ему не безразлично то, что произошло. Иначе, почему это сердце бьется с таким частым ритмом.

— Ты когда-нибудь убивал?

— Почему об этом спрашиваешь? — от звука его голоса, волна вибраций выстегивает прерывистый стук, сбиваясь и начиная заново.

Как расслабляющий массаж. Это помогает скованности рассыпаться и заполнять сознание, чем-то сродни энергии. Вдавливаюсь носом во впадину на горле, от него пахнет надежностью, безопасностью и еще желанием. И это дико неправильно сейчас воспринимать. Я не задумываюсь, просто дышу, как в кислородную маску.

— Хочу знать, что чувствуешь, когда забираешь жизнь.

— Омерзение от себя… вину… желание отмотать назад… Но, жизнь такое кино, если плохо сыграл, уже не исправить — глухо отвечает, съедая краски полутоном.

Весь разговор, похож на сон. Мы сидим. Дамир мягко стягивает волосы на затылке, перебирая пальцами. Говорим о страшных вещах и я не испытываю к нему неприязни. Может от боли мое сознание помутилось, и утянуло в воображаемый мир, где такие мысли совсем не тревожат.

— Значит да? — он молчит, по застывшему дыханию, понимаю ответ — Я бы не пожалела этого ублюдка… ни на миг не задумалась, сделала бы то же, что он с ней.