Бабочка
Шрифт:
– Сильная, наверное, штука?
– Ну, по моим данным, броню в триста миллиметров разносит как деревянный забор.
– Триста миллиметров?
– Сталин был ошарашен.
– Так нет же такой брони.
– Будет, Иосиф Виссарионович, Будет. У них она появится, а нам уже есть чем ответить. Один вопрос, товарищ Сталин.
– Слушаю, - Вождь старался, не пропустить ни одного слова.
– В нашей истории, во время Великой Отечественной войны, в 1943 году, Вы Вашим приказом ввели звание 'офицер', унифицировали воинские звания во всех родах войск и ввели погоны. На наших складах НЗ скопилось очень много хорошей полевой и для повседневного
Сталин был шокирован. Как то разом снималось столько проблем.
– Да, я видел форму на Ваших военнослужащих, хорошая форма.
Волков улыбнулся:
– Прошу простить, Иосиф Виссарионович, но такой формы у нас не много. Если что, войска специального назначения и ВДВ обеспечить сможем. А то, что предлагается нынешней армии, то сегодня вечером, после проведения акции, мы переоденем бойцов караула в ту форму, что я предлагаю, а Вы и пара - тройка доверенных лиц. Товарищ Киров, думаю, будет не лишним. Товарищ Берия, если прибудет к этому моменту. Его посвящать будем во всё. Его ум и напористость помогут решить огромное количество проблем. А то, что их будет именно столько - поверьте. Мы, конечно, будем помогать везде, где только будет возможность. Ну и конечно нужно будет привлечь сюда Климента Ефремовича Ворошилова. Почему его? В нашей истории в июне тридцать четвёртого Вы переназначите его с Наркомвоенмора в Наркома Обороны.
Сталин пожевал трубку, затем выбил её в пепельницу, набил заново, закурил. Волков всё это время ждал. Он прекрасно понимал, что вопросы стоят очень серьёзные, у очень многих ещё была свежа память об ужасах, которые внушали белые офицеры, белопогонники.
– Хорошо, - Сталин вернулся из дум тяжких, - на какое время назначим смотр?
– Когда Вам будет удобно, товарищ Сталин?
– Думаю, что в районе восьми вечера, не слишком поздно?
– Что Вы, товарищ Сталин, караул заступает на сутки, им будет удобно.
– Ну, вот вроде бы всё и решено? Или нет?
Тут уже Волков слегка замялся. Сталин так же терпеливо ждал.
– Товарищ Сталин, а как Вы смотрите на то, что мы вместе, вашими и нашими силами построим космодром, для запуска ракет в космос?
6
Сталин ходил по мягкому ковру, устилающему его кабинет. Мысли были, с одной стороны радостные, но с другой... Сколько он взваливал на себя, на политбюро, на весь советский народ - было просто немыслимо. Да, эти товарищи из будущего навалили от щедрот, как будем разбираться? Но это всё пустяки, по сравнению с последним предложением Волкова - космодром! Конечно, у них, там, в будущем их целых три. Они-то знают что, где, как и сколько стоит. А мы как из этого как будем выбираться?
Сталин кинул взгляд на часы. Уже почти три часа. Он подошёл к кнопке связи с караулом и нажал на неё. Дверь в портал со щелчком открылась, и оттуда раздался голос:
– Товарищ Сталин, разрешите войти?
– Да, подойдите ко мне.
Военный в краповом берете, войдя в кабинет, сделал два строевых шага и бросил ладонь к обрезу берета:
– Товарищ Сталин,
Вождь кивнул:
– Александр Васильевич, если не ошибаюсь? Вы в курсе того, что должно произойти?
Андреев улыбнулся:
– В курсе, Иосиф Виссарионович. Не подведём.
– Дверь через проход закрывать не будем, а Вы, товарищ гвардии подполковник будьте тут, возле входа в кабинет. И как только услышите, что мы с Ягодой разговорились - приступайте к своей части операции.
– Слушаюсь, товарищ Сталин. Разрешите идти?
Сталин кивнул, пыхнув трубкой:
– Идите.
– И продолжил свои размышления и вояж по кабинету.
В дверях появился Поскрёбышев:
– Товарищ Сталин, к Вам товарищ Ягода.
– Пусть проходит.
Ягода вошёл в кабинет Сталина, словно к себе. Оглядев всё хозяйским взглядом, остановил взор на хозяине:
– Вызывали, товарищ Сталин?
Вождь патологически не выносил этого сноба. Всё, что ему докладывали по деяниям Ягоды - и сапоги из лаковой кожи, и форма из самого дорогого сукна, вплоть до того, что портянки у него батистовые. Правда, в это Вождь уже слабо верил. Но улыбаясь, он протягивает руку:
– Товарищ Ягода! Как давно вы не были у нас. Наверное, работы много? Хотелось бы поговорить с Вами, может, можем чем-то помочь? Вы привезли с собой примерные дела, с которыми Вы сейчас работаете?
Ягода слегка брезгливо пожал руку Сталину:
– Всё у нас идёт хорошо, товарищ Сталин. Ведь как поставишь работу - так она и пойдёт? Я же прав?
– Да, конечно, товарищ Ягода, я Ваш Наркомат всегда всем в пример ставлю. Кстати. А у нас большая радость. С нами связались товарищи из будущего, аж из двадцать первого века, Представляете?
Тут уж Ягоду почти перекосило. В наркомате давно шли слухи, что Хозяин с головой не дружен, а тут - явное доказательство. Генрих уже приготовил какие-то успокаивающие слова, когда неожиданно в дверях комнаты отдыха хозяина появился странный военный. Пятнисто-зелёная форма, на голове берет, цвета венозной крови. Ягода уже хотел выхватить револьвер, но вовремя вспомнил, что сдал его в приёмной. Между тем военный, сделав два строевых шага, вскинул руку к обрезу берета, громко и чётко произнёс:
– Товарищ Сталин, гвардии подполковник Андреев. Разрешите обратиться?
Сталин подтянулся:
– Слушаю Вас, товарищ гвардии подполковник.
– Товарищ Сталин, мне поручено проработать с Вами несколько вопросов...
– Но тут Андреев всмотрелся в лицо Ягоды, - Боже мой, Генрих Григорьевич, это Вы? Товарищ Сталин, разрешите.
Сталин отодвинулся в сторону:
– Конечно. Я знаю, что в ваше время нарком Ягода очень популярен.
– Вы даже не представляете, насколько популярен!
– С жаром продолжал Андреев, - Генрих Григорьевич, разрешите мне пожать Вашу сильную руку. Только благодаря Вам Советская Власть не рассыпалась в прах. Ведь, правда, товарищ Сталин?
– Возможно, возможно, - пробормотал, отворачиваясь, Сталин. И если у Ягоды ещё были сомнения, то после такого пассажа он окончательно поверил в сумасшествие Сталина.
– Генрих Григорьевич, дорогой Вы мой человек! Разрешите, я Вас представлю моему караулу? А потом пойдём на Лубянку, где стоит памятник Вам, одному из величайших наркомов и строителей социализма?
Отвернувшегося Сталина душил смех. Он поражался, насколько артистичен этот подполковник, как лихо он обработал этого самовлюблённого индюка. А Андреев продолжал: