Бабочки в цифровом музее
Шрифт:
Полина с лёгкой улыбкой прочитала посвящённые ей строки:
Ты в серебряном блике светаОтдыхаешь, устав слегка.Ты в простые одежды одета,Очень близкая издалека.Весёлые искорки промелькнули в её глазах:
– Спасибо, конспиратор ты мой! И прощай!
– Лучше – до свидания! Я ведь буду приезжать в Питер к родителям! А может, меня ещё и не примут в Литинститут.
– Обязательно примут!
Поэт проводил Полину до автобусной остановки. Они постояли
Со временем мимолётное знакомство с юным Поэтом превратилось для Полины в романтическое воспоминание. Самодельный сборник стихов она поставила на полку книжного шкафа и вскоре забыла о нём.
После трёх месяцев регулярного хождения в бассейн Полина окрепла и вернулась к своим обязанностям. Первое время, гуляя с Федюшей в сквере, она ещё оглядывалась по сторонам, выискивала глазами Поэта, но скоро это невинное приключение забылось совсем.
Для Антона эти месяцы тоже стали особенными. Занимаясь с малышом, он привязался к ребёнку, а когда сын подрос, охотно стал проводить с ним свободное время. Он водил его на те же аттракционы в парке, куда в студенческую пору они ходили вместе с женой: на колесо обозрения, на цепные качели, на головокружительные «тарзанки». Больше внимания стал уделять и жене.
Казалось бы, жизнь семьи наладилась, Полине только хотелось, чтобы Антон сменил работу, ведь у него имелся диплом инженера. Но, проработав несколько лет кровельщиком, Антон не хотел иного. Начальство жилкомсервиса его ценило, шло навстречу, давая при случае отгулы, а высоту он любил.
Он сам и вывел раз сына-подростка на крышу – показать ему красоту города сверху, – но сын превзошёл отца. С группой ребят заделался руфером, прыгающим по этим самым крышам, – и вот трагический исход: погиб в пятнадцать лет.
Полина винила мужа в гибели сына, тот и сам считал себя виноватым, что не заметил опасное увлечение ребёнка, не заметил, как горели глаза мальчика, когда отец с лёгким хвастовством рассказывал о своей работе. От безутешного горя Антон запил и вскоре был уволен с работы. Какой кровельщик под градусом! Позже устроился посредником на выездной торговле, оказался предоставлен самому себе и скатывался всё ниже. Когда он возвращался домой, от него всё чаще попахивало перегаром или водочкой – он называл эти следы «издержками заключения сделок». Видимо, бутылка водки в иных случаях становилась смазочным материалом.
Шумные разбирательства, скандалы, возрастающая неряшливость двойной нагрузкой ложилась на Полину – мать, потерявшую ребёнка. У неё не было «лекарства», как у Антона, и её страдания шли прямо через сердце, иссушая её. Она заметно постарела от горя и выглядела почти анорексиком – без груди, ввалившиеся щёки и ранние морщинки, бегущие от носа к губам. Если бы не помощь Татьяны Ивановны, Полина могла бы и в психушку попасть! Но с той поры, как удалось освободиться от Антона, оформить развод, жизнь её стала налаживаться. Она даже поправилась на несколько килограммов, так что и щёки её округлились, и сгладились едва обозначенные морщинки на лице. Однако оставалась болезненная стройность фигуры, которой могли бы позавидовать и профессиональные фотомодели!
Этим вечером, собирая на новый день свою сумочку, она обнаружила, что из потайного места в кухонном
От бессилия Полина не могла даже заплакать, её грудь сковало, будто льдом. Она одна, совершенно одна. И даже дома не может чувствовать себя в безопасности.
Слёзы на глаза навернулись только тогда, когда она забралась в свою постель.
Наступила долгожданная суббота. Корпоративная вечеринка работников администрации проходила в старинном особняке на Неве: золочёные карнизы, плафоны, расписанные маслом известными художниками, гобелены на окнах, красивого узора дубовый паркет. У высоких – под фуршет – столиков, покрытых белыми скатертями, толпились сотрудники администрации и приглашённые гости, держа на весу бокал с вином или бутерброд с икрой. На общем столе стройными рядами стояли бокалы с золотистым или кроваво-красным вином, и рядом на блюдах аппетитные канапе – крохотные бутербродики с насаженными на шпажки деликатесами.
Виктор Данилович сновал между столиками: чисто выбритая голова, как магический шар, поблёскивала лысиной на макушке, пиджак нараспашку, а едва наметившийся животик, обтянутый белой рубашкой, аккуратно заправлен под брючный ремень. И дорогой галстук тёмно-синего цвета с выпуклым узлом у шеи, напоминающий один из галстуков Президента. Хотя Петренко недавно перешёл на работу в администрацию, все его знали и он знал всех. Он перекидывался словами со своими коллегами и с приглашёнными гостями. Уже несколько раз возвращался к угловому столику, где скромно стояла рядом – но не вместе – с посторонними женщинами и Полина. Виктор Данилович опекал свою сотрудницу: то подводил к столику чиновников, знакомил их с хранителем своего музея, то пристраивался ненадолго сам с бокалом вина или чашечкой кофе.
Полина поначалу чувствовала себя скованно, выпрямившись у столика с тарелкой в руках, будто официантка: тёмное её платье с узким белым воротничком, плотно прилегающим к шее, походило на униформу работника кафе. Но после пары бокалов сухого вина напряжение ушло, щёки её порозовели, и слегка расширились зрачки её карих глаз, придав загадочность и очарование её облику. В очередной раз Петренко подошёл к столику один. Остановился перед Полиной, склонил свою шарообразную голову и протянул вперёд руку:
– Приглашаю вас на танец, дорогая гостья!
У Полины ноги уже сами пританцовывали в такт играющей в зале музыке, поэтому она охотно откликнулась на предложение потанцевать.
Танцевал партнёр превосходно, несмотря на лишний вес, легко крутился сам и вертел партнёршу, распугивая танцующих рядом коллег.
Когда музыка ненадолго прекратилась, на сцене зала появились энергичные аниматоры. Они профессионально шутили, зазывая гостей принять участие в конкурсах и викторинах. Но Виктор Данилович предложил партнёрше пройти вместе с ним в доступное лишь для избранных небольшое кафе. Красивые белые двери с золотым ободком-прямоугольником были плотно закрыты, но легко поддались движению руки чиновника.