Бабур (Звездные ночи)
Шрифт:
Мысленно Шейбани-хан в злости и ярости возражал: «Неблагодарные собаки! Да нет — щенки! Неужто не понятно, что без меня вы пропали бы все? И время ли для обид, когда решается что-то большее, куда большее, чем моя судьба! Быть верху моему или шаха Исмаила — значит жить иль не жить нашей династии! Или они — или мы!» Хан дал себе зарок: как только одолеет иранского шаха, сразу же сменит всех полководцев в мавераннахрском войске и беспощадно накажет виновных в задержке!
Но войско не шло, некого было наказывать, а главное — не с кем было добиваться победы.
Начались лютые морозы, и шах Исмаил прислал хану еще одно письмо, где обозвал его трусом и сообщил, что снимает осаду.
С крепостных стен могучего Мерва заинтересованно следили за тем, как воины шаха разбирают юрты и палатки, нагружают арбы, строятся в ряды и уходят в юго-западном направлении.
Шейбани-хан дал приказ подготовить свою конницу к стремительному броску. Перед тем как распахнуть ворота он с минарета долго вглядывался в сторону Амударьи — все еще ждал подкрепления. Но зоркие глаза степняка подтвердили донесения лазутчиков: тридцать тысяч из Мавераннахра были все еще за рекой. И тогда хан решился. Для охраны казны и гарема было оставлено пятьсот воинов, всех остальных Шейбани повел за собой.
Шах Исмаил поспешно удалялся от стен Мерва. Неужели он, Шейбани-хан, упустит злейшего своего врага? Что потом скажут о нем, — у кого было превосходство и кто не решился дать битву без своих прославленных султанов? Подобно шаху Исмаилу, обвинят в трусости? Нет, он, Шейбани, хан и халиф, никогда не был трусом! Он докажет всему дар-уль-исламу, что его победы одержаны им самим! Ах, если бы повезло и сегодня, если бы повезло…
Приказ выполнен: конница готова. К хану подъехал мулла Абдурахим. Еле ворочая посинелыми от морозного ветра губами, стал умолять воздержаться от выхода из крепости:
— Великий хан, мы не имеем права подвергать вашу неизмеримо ценную жизнь такой опасности. Лучше подождем войско из Мавераннахра!
— Но где оно, где, и сколько еще их ждать, этих… собак?! — гневно выкрикнул хан.
— Зимой трудно переправиться через такую реку, как Аму. Но я верю: Убайдулла Султан и Тимур Султан скоро прибудут!
— Прибудут, когда зимний ветер сотрет следы шаха Исмаила? Если бы эти султаны-собаки хотели подоспеть — давно подоспели бы! Они нарочно оставляют меня одного! Они думают, что я побоюсь сражаться без них! Хвастают, что все победы были одержаны ими! А я докажу, что все победы одерживал сам! Я сам… вместе с этими вот беркутами!
Шейбани-хан подъехал к конным рядам и звучно и ясно заговорил:
— Вы видели, беркуты мои, в каком беспорядке отступают враги? Их меньше, чем нас! И они обессилены зимними холодами. Верю: бог даст нам сегодня победу, еще одну победу! Пророк на нашей стороне! Вероотступники должны быть повержены! Летите на врагов, беркуты! Настигайте, бейте с лету, пока он не успел выстроиться в боевой порядок!.. Дай же нам бог победу, еще одну победу! Омин! Аллах акбар!
— Омин! Аллах акбар! — грозно прокатился по рядам обычный молитвенный возглас.
И конница во главе с ханом лавиной устремилась на отступающих. Но то была ловушка. Кизылбаши [160] отступали для вида. Соглядатаи и лазутчики, что доставляли обычно хану точные сведения о врагах, на сей раз его подвели. Им оказалось неизвестным, что под стены Мерва шах привел лишь небольшую часть войска. А двадцать тысяч отборных нукеров он расположил неподалеку от Мерва, искусно скрыв их в пустынных барханах на другом берегу Мургаба.
Такую военную хитрость применил сам Шейбани-хан двенадцать лет назад против мятежников бухарского города Каракуля, того самого Каракуля, войдя в который — после того как ложным отступлением своим выманил из крепости ее защитников и, окружив, разгромил
160
Кизылбаши — букв.: «красные головы»; гвардия иранских шахов, чаще всего из воинов-туркменов и других тюркских народов; расширительно кизылбашами называли и всех воинов шаха. Прозваны были первоначально за ярко-красный знак на тюрбане, символизировавший для шиитов кровь их имамов.
Да, Шейбани-хан сверх меры уверовал в свои силы, ему и в голову не пришло, что какой-то полководец может использовать против него подобную военную хитрость. Двенадцать тысяч воинов шаха Исмаила отступали, да что там, бежали от Мерва, — вперед, вперед за ними! Вот они по наведенному через Мургаб мосту у местечка Махмуди перешли на другой берег реки, — не отставать, ворваться следом! Исмаил как бы для охраны моста оставил там около трехсот воинов, и когда грозная конница Шейбани приблизилась к мосту, эти триста кизылбашей якобы обратились в паническое бегство. На мост, на мост! Перейти на другой берег можно было только здесь, через мост, — оба берега были круты и высоки, иной переправы нет, войти в ледяную воду зимней реки нельзя. Значит, вперед, на мост, через мост вперед!
Пока все войско Шейбани-хана не оказалось на другом берегу, затаившиеся в укрытиях отряды Исмаила ничем не выдали своего присутствия. Лишь на значительном удалении от моста они ринулись из-за барханов, предваряемые тучей стрел и градом каменных ядер из умело заранее расставленных пушек. Со всех четырех сторон наваливались на Шейбани кизылбаши.
Тут только хан понял, что попал в ловушку. Вспомнил, что некогда сам устроил такую же каракульцам. Воззвал к аллаху не о даровании победы, а о спасении своем. Скакать к мосту! Но деревянный мост уже разрушен. Кони и люди под напором задних рядов падали с высокого обрыва в реку, и вскоре русло ее было завалено трупами. Сам хан с отборными нукерами рванулся вдоль берега, налево, попал в загон для зимовки скота. Тут же кизылбаши окружили этот загон, пошли на штурм. Нукеры ханской охраны стояли насмерть и гибли один за другим. Исмаил, видя, как стойко обороняется хан, придвинул к загону пушки.
Это решило дело. Раненые кони от грома пушек пришли в бешенство, заметались, топча людей и друг друга. С обнаженной саблей в руке Шейбани-хан зычным криком пытался навести хоть какой-нибудь порядок в этом хаосе, но каменное ядро, угодив прямо в голову ханского коня, пресекло эти намерения. Конь рухнул, пал на землю и всадник.
Шейбани-хан не успел высвободить ног из стремян — одну ногу придавило тушей коня. Прямо на хана тут же рухнул еще один конь. С переломанными ребрами, придавленный и чуть ли не втоптанный в землю, Шейбани потерял сознание.
После окончания сражения один из кизылбашских беков (он знал хана в лицо) отыскал его тело среди павших. Земля вокруг хана была завалена трупами врагов и собственных приближенных — в том числе муллы Абдурахима, Мансура-бахши и многих других.
Победители отрезали у мертвого Шейбани-хана голову, пронзив ее пикой, доставили шаху и швырнули к копытам его коня. Потом, мстя за кровь шиитов, пролитую Шейбани-ханом, содрали кожу с головы и сделали чучело, набитое соломой. На западе подвергал шиитов гонениям и причинял обиды шаху Исмаилу турецкий султан Баязед И. Шах Исмаил с явным намеком послал ему в «подарок» набитое соломой чучело головы Шейбани-хана. Правую же руку, отделенную от туловища хана, получил его союзник Ага Султан.