Бабушка Мороз

Наумов Иван Сергеевич

Четвертая палуба «Фридома», обиталище среднего класса, жила своей обычной жизнью. Слишком много людей, чтобы заметить в массе отсутствие кого-то одного.

Боба вел маму по бесконечному коридору в сторону сектора ресторанов. Выражение ее лица было таким, что встречные оборачивались и провожали их взглядами.

— Мам, — шептал Боба, — ну, мам! Ну улыбнись немножко! Ну смотрят же!

Но Анна вела себя как робот.

А когда они вернулись в каюту, Ольга Сергеевна окинула невестку критическим взглядом и сказала:

— Со всем уважением, Анечка! Еще раз выйдешь из каюты нечесаной — я тебе все патлы

повыдеру. Забудешь про макияж — просидишь до Марса в каюте.

— Ольга Сергеевна! — вспыхнула Анна. — Да как вы…

— Девочка! Мне семьдесят четыре года, и я смею все, что смею. Мы попали в очень нехорошую ситуацию. Наша семья находится на грани исчезновения.

— Не смейте так говорить! Еще и при ребенке! — Анна села на койку Бобы, посадила его рядом и инстинктивно прижала к себе.

— Мам, — сказал мальчик. — Дай бабушке сказать.

Ольга Сергеевна села напротив них и достала из папки банковские выписки.

— Рассказываю то, что вижу. Все ваши комментарии и доводы — потом. Договорились? Борис, к тебе — особая просьба. Потерпи, сейчас будет скучно!

Анна и Боба кивнули.

— Сначала нам затягивают оформление — почти до последнего дня. При запросе на визу открывается депозитный счет на маленькую сумму в рублях — залог «достоверности информации», кажется, так называется. Все наши накопления давно приготовлены к переводу на счет Госбанка Марса. Ждем только визу. Предпоследний день — и мы сидим в посольстве до вечера. Когда вам с Андрюшей говорят, что визы готовы, банковский день уже закончен. Чтобы сделать перевод, нужно связываться с банком с утра, но, поскольку все марсианские операции проверяются минимум день-два, мы элементарно не успеваем получить в посольстве подтверждение о поступлении средств. Без него, как нам говорят, лететь нельзя, потому что между Марсом и странами Земли нет соглашения об электронных переводах.

Ольга Сергеевна перевела дыхание. Боба старался изо всех сил, но понимал далеко не все из того, что говорила бабушка.

— Андрюша начинает паниковать. Клерк предлагает вам снять деньги с карты прямо в посольстве и оформить подтверждение немедленно. Вы проходите в отдельный кабинет, где, в том числе, есть касса. Андрей платит картой, вы оформляете перевод, получаете на руки бумагу. Уже почти уходите, когда клерк вспоминает, что забыл конвертировать для вас в марсианскую валюту залог, внесенный два месяца назад. Вы подписываете бумагу, и эту небольшую сумму раскидывают на несколько госбанковских карточек — тебе, мне, Андрюше, Бобе — на карманные расходы. В результате мы имеем на руках выписки, все честь по чести, одну на огромную сумму и четыре на мелочь.

Ольга Сергеевна положила рядом две посольские распечатки.

— Беда только в том, что на первой, самой важной для нас выписке — маленькая опечатка в номере счета. Смотрите: шестерка и девятка поменялись местами. А посольское подтверждение — просто липа. Поддельный штамп, поддельный бланк, наверняка не существующий номер документа. Машинка для считывания карт — на подставную фирму. И клерк всегда подтвердит, что в кабинете вы занимались исключительно переоформлением залога.

— Ольга Сергеевна! Это же сотрудник посольства! — почти возмущенно вмешалась Анна. — Я… Я не знаю, как можно подумать…

— Правильно, Анечка. И подумать нельзя. На то и расчет.

И если бы Андрюша в подпитии не достал из кармана не ту карту, мы узнали бы обо всем только по прилету. Так? Так. Все деньги ушли в оплату неизвестной фирме, номер контракта сделки случайно совпал с номером вашей посольской практики. Я думаю, что со счета той фирмы вся сумма ушла куда-то дальше даже раньше, чем мы распаковывали вещи в этой каюте. И предъяви Андрей эту бумажку, — Ольга Сергеевна взмахнула посольским бланком, — он оказался бы в тюрьме не за потасовку, а за подтасовку. За мошенничество в особо крупных. Это понятно? А на любой запрос и протест с Марса на Землю можно истратить целую жизнь. Нас развели, Анечка.

Анна стиснула виски пальцами. Хотелось выть, хотелось зажмуриться и проснуться. Старуха сопоставила факты, простые как кубики, — и как же страшно! Единственное, что отметила Анна и за что почувствовала к свекрови резкую, истерическую благодарность, было это «мы» — нас развели.

Боба плакал, стараясь, чтобы мама с бабушкой этого не заметили. Слизывал соленые слезы, поправлял падающий на лоб чуб и сжимал зубы, чтобы не заскулить.

Ольга Сергеевна педантично сложила бумажки уголок к уголку, спрятала в папку и снова убрала папку в сейф.

— Первый раз в жизни скажу своему сыну «спасибо» за разгильдяйство! — сказала она сухо. — У нас есть двадцать дней. И можно попробовать что-то сделать.

— Ольга Сергеевна! Что — сделать?! — взвилась Анна. — Кто — нам — поможет?!

— Что сделать? — еще более жестко спросила бабушка. — Для начала — подобрать сопли и привести себя в надлежащий вид. Потом — выслушать меня. Здесь помочь себе сможем только мы сами. А на Земле… Сначала надо до нее дотянуться.

* * *

Михай Сегур опаздывал на встречу. На Крымском мосту машины встали намертво. Гравы, проплывающие над опорами моста, тоже еле двигались в обе стороны. Вроде и не час пик…

На заднем сиденье застывшего впереди электрокара сидела девушка. Что-то знакомое кольнуло осколком воспоминания. Сегур даже наклонился в сторону, пытаясь увидеть хотя бы край щеки. Внезапно девушка обернулась сама и жизнерадостно улыбнулась — как в посольстве девять лет назад.

Девочка — талантливая художница. Распродала картины через аукционы средней руки, купила билет. Собиралась поработать над марсианским пейзажем год-другой, а потом вернуться в родную Пермь. Родители умерли, брат не подавал вестей уже несколько лет. Хорошая девочка, самостоятельная и умненькая. Сегур вспоминал ее чаще, чем остальных. Однажды даже хотел навести справки, нет ли ее в числе жителей Демократоса, но вовремя себя одернул.

А за девять лет она совсем не изменилась. Даже похорошела. На душе стало так светло и радостно, только что-то мешало. Сегур почувствовал на себе тяжелый-тяжелый взгляд.

С заднего сиденья дорогого лимузина в соседнем ряду через слегка затемненное стекло на Михая смотрел индеец. Пристально и без выражения. В его волосах белели длинные перья. А за рулем лимузина никого не было.

Сегур закричал в голос, дернул дверцу и выскочил на мостовую. Споткнулся и больно ударился о пол. Дрожа, нащупал выключатель, плеснул в фужер коньяку, вышел на балкон и долго курил, глядя в предрассветное небо.