Baby lips
Шрифт:
Я сидела в вестибюле, в то время как Зейн шептался с мужчиной на ресепшене. Я представляла его, использующего различные псевдонимы, хотя этот мужчина, вероятно, точно знал его имя и он просил Зейна подписать ему открытку в эту минуту.
Я теребила свои ногти и игнорировала постоянно вибрирующий телефон в сумочке, которая лежала у меня на коленях, потому что точно знала, кто это был. И я знала, чего он хотел. Я знала, что это заставляет его беспокоиться. Я могла представить, как он расхаживает по
Но когда я думала о Гарри Стайлсе под таким сильным стрессом, я не могла заставить себя быть расстроенной или чувствовать себя плохо, или иметь необходимость побежать к нему домой и сказать, что сожалею. Вовсе нет. Я даже не хочу чувствовать себя плохо или же делать любую из этих вещей для кудрявого идиота.
Я начала думать, что у меня какое-то личностное расстройство. Как один человек может делать меня счастливой, заставлять смеяться не из-за чего, а затем вызывать у меня желание плакать, кричать и рвать свои и его волосы в считанные двенадцать часов? Я покачала головой, проигнорировав очередной звонок, и закатила глаза из-за количества сообщений, который были у меня на телефоне. Я услышала, как Зейн откашлялся.
– Ты в порядке? – спросил он, показывая мне два пластиковых ключа от номера.
Я улыбнулась и встала, уцепившись за его руку. Его рука была теплой, и мы тут же переплели наши пальцы вместе. Было приятно, что есть кто-то стабильный, на кого можно опереться.
– Да, - ответила я, когда мы направились к лифту.
Зейн обнял меня и притянул к своей груди. Я закрыла глаза, и когда дверь лифта открылась, он направил меня, а я все ещё была с закрытыми глазами. Я просто думала, что, может быть, когда открою глаза, всё это окажется сном, и рядом со мной всё ещё будет спать Гарри с улыбкой на лице.
Но когда я открыла глаза, ничего не произошло. Всё, что я видела, это жёлтое освещение лифта и руки Зейна на моей талии. Я медленно вздохнула и почувствовала дрожание своего тела.
– Ты уверена, что в порядке? – Зейн спросил снова, у него был хриплый голос.
Я не знаю, было ли это потому, что я не разговаривала с ним на протяжении длительного времени, или из-за того, что я привыкла к голосу Гарри, но он казался далёким и незнакомым.
– Да, прости, мне просто немного холодно, - я солгала и улыбнулась, как смогла.
Он улыбнулся в ответ и притянул меня ближе к себе, проводя руками вверх и вниз по спине, чтобы согреть меня. Это не сработало. Мне не было холодно, я окоченела.
Я с трудом сглотнула, когда лифт зазвенел, и дверь открылась.
Потребовалось некоторое время, чтобы Зейн открыл ключом-карточкой дверь. Я неловко стояла, перекачиваясь с одной ноги на другую. Он вздохнул, когда, наконец, загорелась зеленая лампочка, и открыл дверь с улыбкой.
В номере было темно, простыни выглядели пыльными. Пахло странно, и я боялась прикасаться к чему-либо. Я сморщила нос из-за отвращения, и Зейн усмехнулся.
– Прекрасное место, - он снова засмеялся.
Я издала странный звук через нос, который походил на смех, и, в то же время, казалось, будто я была лошадью. Я закусила губу.
– Да, - я даже не могла заставить себя пошутить по поводу этого места.
И все знают, если Скарлетт МакВэй не может пошутить, значит, что-то происходит. Что-то большое. Что-то большое с мягкими волосами и зелёными глазами, пахнущее как специи и выкрикивающее глупые шутки. Мне нужно остановить себя, прежде чем я начну плакать.
Не прошло и двух часов, а у меня уже путаница в голове. Я пыталась думать о Гарри, чувствуя себя тупицей из-за того, что он сделал, но я чувствовала себя только хуже из-за того, что сделала сама.
Мне нужно вернуться. Мне нужно сказать ему, что я прошу прощения за всё, и что хочу, чтобы он овладел мной прямо на кухонном полу. Тогда всё было бы лучше. Всё вернулось бы в нормальное русло. И я бы не чувствовала себя так, будто у меня постоянно ком в горле.
Я увидела, как Зейн снял кожаную куртку. Я наблюдала, как он бросил её в угол комнаты, как повернулся и улыбнулся мне и как взял обе мои руки. Всё было странно, будто я была не в себе и смотрела со стороны на эту неловкую сцену. А, может быть, она не была неловкой, а просто я была такой. Определённо я.
– Я не хочу, чтобы ты грустила, - сказал Зейн низким голосом.
– Я не грущу, - я солгала.
Зейн знал. Мужчина на ресепшене, вероятно, знал, и я даже не рассмотрела его хорошо.
– Так ты сядешь рядом со мной? – я кивнула и села рядом.
Наши руки по-прежнему были вместе, и его пальцы потирали мои. Они были сухими. Думаю, что вся жидкость моего тела скопилась в глазах, ожидая, что небольшие трещины разрушат баррикаду, и слезы будут литься из глаз, и испортят макияж. И эту ночь. И всё.
Когда я стала такой пессимисткой?