Бабы строем не воюют
Шрифт:
– Поняла.
– Тогда повтори.
– Да что ты меня, как девчонку неразумную…
– Повтори, я сказал! – Аристарх рыкнул так, что Анна поперхнулась на полуслове и послушно пересказала своими словами то, что сейчас услышала.
– Ну… как-то так. Правильно, пожалуй. Для начала повторяй это про себя каждый день, хоть бы и перед сном. И вспоминай разные случаи из жизни, хоть своей, хоть от других услышанные; и ищи в них общую или сходную суть. Поначалу будет непросто, потом попривыкнешь, и легче пойдет, но если постараешься, то вскоре ощутишь от этого великую пользу. Обязательно ощутишь!
– Так, дядька Аристарх.
– Ну вот я тебе снадобье от тех страхов и терзаний, считай, дал. Но, если что, приходи, ни в совете, ни в наставлении не откажу.
– Спаси тебя Христос, Аристарх Семеныч.
– Гм… да… Благодарствую на добром слове, Аннушка. Жаль, ответить тем же не могу. Слово мое будет незлым, но поучительным.
«Господи, еще-то что?»
– Мы с тобой, Анюта, хоть до правильных вещей в разговоре и дошли, но одно слово ты очень и очень неправильное сказала. Я за него цепляться не стал, чтобы главную мысль не прервать, а вот теперь тебе на него укажу. Ты сказала: «Приказать наставникам». Где это ты видала, чтобы бабы воинам приказывали? Даже простым ратникам! А ведь Филимон десятник! И неважно, что увечный, от этого уважения к нему еще больше!
– Так я боярыня…
– Ты, Анька, только НАЗЫВАЕШЬСЯ боярыней! Пока. А станешь ли… Воинов наставниками служить прислал сюда Корней, и служат они ему, значит, и приказывать им может только он! Ты же можешь их просить. Но и приказывать тоже можешь… Сидеть!
Аристарх ухватил Анну за руку, не давая возмущенно вскочить и уйти: последние слова старосты она восприняла как нескрываемое издевательство.
– Сидеть! Я тебя учу, а не измываюсь! Ты здесь, в крепости, как я в Ратном. Поняла?
– Что-о? – Удивление было таким, что Анна даже забыла про обиду. – Как ты-ы?
– Именно! Корней в воинских делах главный, а я – в обыденных. Коли я в своем праве, то и Корнею приказать могу, но в его дела встревать – ни-ни! Так и ты здесь главная в делах обыденных и в этих делах имеешь право приказать любому, а в делах воинских… Леха твой хоть и называется старшим наставником, но против Филимона… иногда и вовсе никто.
– Как это иногда?
– Заставить тебя снова самой додумываться, что ли? – Аристарх скривился и поскреб в бороде. – Не-а, ну его на хрен, так расскажу.
«Вот радость-то! Ну прям одарил!»
– Ты, Анюта, конечно, можешь меня спросить: «А строительство – дело обыденное или воинское?» А я отвечу: это как посмотреть! Вот нынешний случай с помостами… Ежели ты скажешь: «Приказываю проверить, верно ли артель помосты для стрельбы поставила?» – будешь не права! Это – дела воинские. А вот ежели скажешь: «Приказываю с плотниками посчитаться за то, что меня, боярыню, дурой захотели выставить», – в самый раз! Корней наставникам твое достоинство блюсти наказал… Если и не сказал о том напрямую, то все и так всё правильно поняли, не отроки, чай. И получается, что ты приказываешь исполнять волю воеводы – раз. А еще приказываешь покарать за пакость в обыденной жизни – два.
– И
– Ага! Я ведь тоже все время по тонкой грани хожу: вот тут я могу приказать, тут не могу, а вот тут зависит от того, как дело повернуть. Это тоже тягота начального человека, и никуда от нее не денешься. И не говори мне, что это трудно; бабы, почитай, всю жизнь этак извиваются: детям можно приказывать, мужу – нет, но бывают случаи, когда можно. Что, не так, скажешь?
Возразить в общем-то она ничего не нашла, разве что опять вспомнить, как ошибочно посчитала наставников своими людьми, но… Неожиданно, начисто порушив нравоучительность разговора, Анна хихикнула.
– Ты чего? – удивился Аристарх.
– Так стена-то… хи-хи-хи… стена-то недостроенная! Хи-хи-хи!
– Ну и что?
Анна и сама не понимала, с чего это ее разобрало при таком серьезном разговоре, да еще при Аристархе! Но остановить смех не могла и заливалась, как девчонка, только что не заикалась от хохота.
– Так ведь… хи-хи-хи, ой, не могу… так говорят же… хи-хи-хи… Полра… полработы дуракам не показывают! Хи-хи-хи!
– И что?
– Так выходит… хи-хи-хи… я ум… я умная… хи-хи-хи… в крепостном строении умная… о господи, лопну сейчас… хи-хи-хи… они мне сами это, считай, сказали… хи-хи-хи… ой, мамочка!
– Гы… ну Анька… гы-гы-гы… ну зараза… это ж… это ж надо придумать! Гы-гы-гы!
Смеялся, впрочем, Аристарх недолго. Примолк на короткое время, расправил усы, глянул на собеседницу очень серьезно и заговорил спокойно, не повышая голоса:
– Ну ладно, повеселились и будет. До сих пор я тебя, Анюта, учил, а теперь ругать начну.
Анна насторожилась: стало понятно, что ничего хорошего от продолжения беседы ей ждать не приходится, хоть и говорил староста негромко, неторопливо, не употребляя бранных слов.
– Стезю свою ты, боярыня Анна Павловна, на нынешнее время правильно поняла: все свои силы, умения и разум употребить на благо крепости, Академии, Младшей стражи и всего, что им сопутствует. Решение твое правильное, но выполняешь ты его нерадиво, а от этой твоей нерадивости прочие беды проистекают. А коли не одумаешься, то будут и далее проистекать. Сама ты этого, конечно, не замечаешь; люди многое сами за собой не замечают, а со стороны видно очень хорошо. Вот я тебе об этом сейчас и поведаю. …А если станешь в заблуждении своем упорствовать, то и иные средства, окромя словес, для твоего вразумления найдутся.
«Эх, дядька Аристарх, дядька Аристарх… Если бы не замечала! Не в нерадивости дело. Да я об эти беды, как об стенку, колочусь, а не знаю даже, с какого боку к ним подступиться. Все наощупь».
Аристарх замолчал, в упор глядя на Анну, но та не сочла нужным что-либо говорить, лишь слегка кивнула, показывая, что внимательно слушает. Было понятно: приятель свекра не угрожал, не пугал, а лишь показывал собеседнице, что случившееся для него не новость, не неожиданность, а нечто вполне ожидаемое и понятное, и средства исправления сложившегося положения и ему, и Корнею давно известны. А уж сомневаться, что они готовы при нужде эти средства применить, не приходилось, особенно после поучения о поиске общего в разных событиях.