Бабы строем не воюют
Шрифт:
– И чего же, по-твоему, батюшка дожидается?
– Так известно чего! Отроки-то… в Младшей страже тоже не все вольные. Ну кого-то убьют, кто-то чем-то отличиться сумеет, кто-то добычу возьмет такую, что на выкуп хватит… Не угадаешь сейчас, позже увидят, кто на что способен. Так и в бабьем десятке: тех, кто в усмирении бунта участвовал… холопить уже как-то и не с руки…
– Или ту, кто воеводе ребенка родит! – Анна даже и думать себе запретила о том, что Листвяна может стать вольной раньше – по смерти Первака.
– И это тоже, – ничуть не смутившись, согласилась Листвяна, – все по обычаю. А дожидается Корней… Ты верно сказала: кончились Славомировичи, а за то, чтобы Лисовинами
Вот я и думаю: ждет Корней, когда явственно станет, кто ему нужен и полезен, кому доверять можно, а кто… всего лишь добыча воинская. Как выберет, так дело и до обельных грамот дойдет, и прочего. Михайле надежных и полезных оставлять надобно, проверенных и испытанных.
– Михайле? – Анна вся подобралась и насторожилась. – Сама догадалась или Корней обмолвился?
– И догадалась и… Я же к колодцу не только за водой хожу, да и в других местах… и девки-молодухи тоже… Все Ратное уверено, что, проживи Корней еще лет десять, наследовать ему будет Михайла, и никто иной. Одни согласны и одобряют, другие – ни так, ни сяк, а кто-то и злобится, но в том, что так будет, сомнений нет. А против такой силы не попрешь, будь ты… да хоть кто!
«Вот, значит, как! Все уже за нас решено. А из крепости-то и не видно… Да и тут, в Ратном, давненько ты, матушка, с ведрами не хаживала, давненько. А зря! Или уж вызнавай, о чем там судачат, у тех, кто у колодца каждый день отирается. Листька-то догадалась!
Десять лет, значит… Дай бог батюшке Корнею здоровья и долгих лет, конечно, но… У Мишани уже свои дети родятся – зрелый муж! – а твой… кого ты там родишь, еще дитя… Господи, дитя!!! Это же у любой матери всегда и неизменно – наиважнейшее! О себе забудешь, но дети… Вот ты мне и попалась, голубушка!
Значит, идти против всех ты не сможешь. Правильно понимаешь, бабонька. Против моих сыновей, племянников и крестников… тоже, будем надеяться, понимаешь. А детей тебе надо вырастить в сильном роду, вольными и, даже если и не в достоинстве бояричей, то байстрюками Лисовина [2] . Гадить в гнезде, где тебе птенцов высиживать, ты и сама остережешься, и никому другому не позволишь, а вздумают твои детки в нашем семейном гнезде кукушатами стать – вмиг удавят.
2
Во времена Средневековья на внебрачных детей накладывались весьма строгие юридические ограничения, особенно в сфере наследственного права, но тем не менее кровное родство с владетельными особами было общепризнанным поводом для гордости и немалых амбиций. Статус бастарда не являлся чем-то постыдным, но, наоборот, выделял его носителя из общей массы.
Будешь верна, никуда не денешься! Выбор ты уже сама сделала. Первака не станет, а остальных… И не таких сотня обламывала!»
От этих мыслей Анну окатила еще одна волна уверенности и внутренней силы, и она глянула на собеседницу глазами только что родившейся боярыни,
«Господи, ну и дура ты, матушка-боярыня! Сама же дочек учила: «Ничего не делать своими руками, все через холопок, но без ругани и рукоприкладства», – чтобы научились повелевать. А к себе это приложить не догадалась? И чего мучилась, каково это – быть боярыней? Да вот так! Прямо перед носом все лежало, а не увидела, пока не перепугалась. Только потом и поняла, что бояться нечего. Ну… почти нечего, вернее, есть способ справиться [3] ».
– Ну что ж, вижу, понимаешь ты все правильно и поступаешь… тоже правильно.
3
В таком прозрении Анны нет ничего удивительного или мистического. Специалистам известно, что освоение нового оборудования персоналом быстрее всего происходит в экстремальных условиях. Боярское же «оборудование» – это прежде всего люди.
Анна усмехнулась внезапно пришедшей в голову мысли, а Листвяна, не поняв смысла усмешки, насторожилась. А все просто: Анна поймала себя на том, что заговорила с ключницей так, как Корней разговаривал с Лукой Говоруном. Оба – зрелые, много повидавшие мужи, главы больших и сильных родов, оба во многом понимают друг друга без слов, но один над другим начальствует. Не потому, что первый сумел возвыситься, а второй вынужден подчиняться, а потому, что Лука ПРИЗНАЛ Корнея вышестоящим и тем самым, наряду с подчинением, приобрел право на особые, более близкие отношения с Корнеем.
– Да, правильно! Хвалю. Теперь попробуем и дальше так же. – Анна не стала выделять голосом слово «попробуем». И так было понятно: мы обе отныне будем вести себя друг с другом иначе, а что из этого выйдет – увидим. – И для начала снова спрошу: как себя во главе молодух-стрелков мыслишь?
– А как мыслить-то? Не десятницей же? Баб-десятниц не бывает. Все мы в воле Корнея, как он велит, так и будет.
Нет, Листвяна вовсе не притворялась дурочкой и смысл повторного вопроса прекрасно поняла, но намеренно отдавала первенство Анне – пусть сама опишет то, как это должно выглядеть, а потом и обсудить можно.
– А воеводой?
– Воеводихой? – враз насторожившись, переспросила Листвяна.
– Я сказала: ВОЕВОДОЙ. Воеводой бабьей дружины… МОЕЙ боярской дружины.
– Как это? А Корней… знает? – Листвяна не просто удивилась, а даже растерялась. – А зачем?
– Корней все знает… что считает нужным знать, а что считает ненужным, все равно знает, только виду не показывает. – Анна и сама затруднилась бы объяснить смысл произнесенной фразы, но получилось туманно, а потому многозначительно и даже слегка угрожающе. – А зачем? Детей наших кто защищать станет? Каждодневно и ежечасно, и не только оружием. Чужую обмолвку вовремя услышать и правильно понять, приглядеть незаметно за нужным… и ненужным человеком… Да и болт, с неожиданной стороны пущенный, тоже дело великое. Тем, что именно с НЕОЖИДАННОЙ стороны. Ты разве не хочешь, чтобы твоих детей так оберегали?