Бабья деревня
Шрифт:
– Вот так ловко!
– сказал Сергей.
– Вот не ждал, не гадал такое увидеть в деревне. Ну, а еще чего у вас есть?
– Да больше ничего.
– Ну, а с детьми как? Поди трудно?
– Как не трудно? Не то работу работай, не то за детьми гляди, - хочь раздерись. Так мы маленьких со всей деревни сволокем в одну избу с утра. Изба просторная, светлая: по очереди и смотрим за детишками. Им тепло и хорошо, в чистоте.
А вечером бабы разбирают по домам. Прежде кажная баба за своим смотрела, а мужики работали, а теперича самим работать
– Аи да ловко! Аи да бабы-девки! Аи да герои!
– сказал Сергей и захлопал в ладоши.
– Да кто же это вас все надоумил?
– Да хто? Нужда, - сказала хозяйка, пригорюнившись.
– Нужда горькая.
– Ды Васька...
– весело заговорили девки.
– Он у нас один жаних на всю деревню. Оттого и не женится, - не разодраться на всех девок.
Синие зимние сумерки загустились в избе, а замороженные окна выступили белыми четырехугольниками. Бабы и девки так же тесно стояли и сидели, переговаривались и смеялись, и в синей темноте не видать было их лиц.
Да вдруг и стены избы, и потолок, остывающий самовар, и лица разом ярко и голубовато вспыхнули.
– Что такое? Что это?!
– вскочил Сергей, а сам уж видит:
загорелась под потолком лампочка, и окна сразу стали черные.
Девки засмеялись.
– Ага, спужался!
– У нас електричество проведено по деревне, - сказала спокойно хозяйка.
– Да откуда это у вас? Кто такой Васька?
– спрашивал Сергей, глядя на них во все глаза.
– Да наш же парень. Годов семь на фабрику ушел, и ни слуху ни духу об нём не было. Потом слышим-послышим, - на войну взяли. И там ему пулей зубы выбило и язык под самый корешок срезало. Ну, дохтора залечили. Дошлый парень, а говорить не может: языка нету... Вот он нас все и надоумливал.
Говорить не может, а показывает. Съездил в город, приволок какую-то машинку, приправил к водяной мельнице, протянул какие-то черные ниточки, вот и пошло електричество по всей деревне. Теперь опять в город уехал.
– Урра-а-а-а!
– закричал радостно Сергей и подкинул шапку.
– Да это же у вас и есть коммуния. Самая настоящая коммуния!..
– Тьфу! Тьфу! Штоб тебе кобель рыжий приснился, - зазвенели девчата. Али взбеленился? Да ни в Жисть в коммунии не будем.
– Да это же самая она настоящая коммуна и есть, когда люди вместе живут, работают, все на всех, а не на помещика, и делят наработанное, чтобы каждый был сыт, все в чистоте, в уюте, в довольстве.
Изба вдруг наполнилась раздраженным говором, криком, движением.
– Ах ты, конопатый черт. Цыплок облупденный! Ты это што ж: опять за коммунию взялся. Навязать хочешь нам. Ды ни в жисть! Штоб она сдохла, твоя коммуния!
– Постой, бабы, девки!
– кричал радостным голосом Сергей.
– Да это же и есть, сами же устроили, ни у кого не спросясь... Это и дорого, сами у себя устроили... жизнь вам подсказала...
Да не успел договорить - чей-то увесистый кулак пришелся в ухо, и у него зазвенело. Кругом красные, возбужденные, злобные бабьи лица и сверкающие глаза. Сергей раздвинул их локтями.
– Ну, это вам даром не пройдет...
И опять не успел договорить.
– Штоб ты лопнул, окаянный! Штоб те выворотило наизнанку! Бей их, девки! Волоки на двор!
Он не успевал обороняться и отступал к стене - не драться же с ними.
Кто-то сзади насунул ему шапку на самые уши, накинул и тулуп, и он вылетел из избы в распахнутую дверь головой в сугроб. За ним в тот же сугроб вылетел ямщик.
А уж двор полон баб и девок, и их возбужденные голоса мечутся в морозном ночном воздухе.
Девки мигом выволокли из-под навеса сани, ввели в оглоблю недовольную лошадь, перекинули дугу, засупонили, и не успел Сергей отряхнуться хорошенько от набившегося везде снега, как его ловко свалили в сани. Туда же, как мешок, свалился ямщик. Столпившиеся кругом бабы, отчаянно крича и улюлюкая, взяли в кнутья лошадь.
Изумленный мерин захрапел, поддал задом, рванулся и вынес сани на улицу. Девки бежали и все хлестали. Только за околицей ямщик, намотавший вожжи на руки, сдержал расскакавшегося мерина.
Ясная морозная луна бежала над лесом в одну сторону, а верхушки леса в другую. Сергей сердито привалился к задку саней, глубоко засунув руки в рукава.
"Чертово бабье! Сатана в них вселился. Как белены обожрались. Что с ними делать? Не бить же их..."
Он потрогал вспухшее ухо.
"Вот и веди работу. Да к ним сам черт на козе не подъедет..."
Долго ехали молча. Повизгивали на укатанном снегу полозья, прыгали заиндевевшие шлея и дуга на споро бежавшем мерине.
– Но, но, милай!..
– подгонял его ямщик, пошевеливая тоже побелевшими вожжами.
Да вдруг повалился спиной назад, через облучок в сани, высоко задрал кверху огромные валенки и стал хохотать, как леший, на весь лес:
– Хо-хо-хо... Слышь, энта черномазенькая-то кэ-эк звизданет меня по шее, аж в голове загудело. Ну, думаю - шабаш.
Своротило шею, - не разогну никак да и на! Хо-хо-хо... Ха-ха-ха...
Он хохотал как сумасшедший, с таким подмывающим увлечением, как будто ему не по шее дали, а поцеловали.
– Хо-хо-хо...
– Ну, чего ты с дурна ума?
– сердито сказал Сергей и вдруг сам ухмыльнулся в обмерзшие усы.
"А ведь что, - вдруг, неожиданно для самого себя подумал он, - вот маленько работу в своем районе подберу, приеду да женюсь. А что ж! Здоровый, крепкий народ. Умеют дело делать, а не языком. А как втянется дорогая работница будет..."
А ямщик нет-нет да опять во все горло:
– Хо-хо-хо... кэ-эк звизданет! И зараз, как бирюк, шеи пе поверну.
Да вдруг круто повернулся к Сергею, снял шапку и помотал открытой головой на морозе: