Back in the USSR

Троицкий Артемий Кивович

Именно там мы сидели и обсуждали новый проект. Алла была «за», и после некоторой «телефонной» подготовки мы пошли в Центральный Комитет КПСС, в отдел А. Н. Яковлева. Для нас обоих это был первый визит, но Алле даже не понадобилось показывать документы, часовые на входе ее узнали... Идея была одобрена, и даже более того. «Мы так понимаем, что это инициатива самих молодых артистов, поэтому проводите концерт сами — так, как считаете нужным. Не надо никакой заорганизованности. Если возникнут какие-нибудь проблемы — звоните, мы вас поддержим». Тот факт, что выступать должны именно рок-группы, не вызвал никаких возражений. Когда мы, набравшись смелости, спросили: «А нельзя ли позвать на концерт ведущих западных артистов — Брюса Спрингстина, Стинга?» — ответ был: «Почему бы и нет?» —

«Может быть, пригласить Майкла Джексона?» — вежливо предложил один из сотрудников. Было высказано единственное — и абсолютно верное — пожелание: «Постарайтесь, чтобы ваш концерт не выглядел как „пир во время чумы..."».

Надо сразу оговориться: вопрос об иностранных гостях всерьез так и не встал. Здесь, в отличие от наших внутренних дел, мы могли действовать только по официальным каналам — через Министерство иностранных дел и Госконцерт. А это очень долго. Фактор времени играл решающую роль, и мы назначили концерт на ближайший возможный срок — 30 мая. Место — самый большой в Москве крытый стадион спорткомплекса «Олимпийский», на тридцать тысяч мест. То есть на все дела у нас было ровно две недели.

В тот же день мы начали звонить группам. Никто не задавал дежурных капризных вопросов типа: «А кто еще будет играть?» или: «А какими мы будем по счету?» Все отвечали: «Да, конечно», — и без комментариев. «Автограф», «Браво», «Круиз», Александр Градский, Владимир Кузьмин и, конечно, Алла и ее «Рецитал». На следующий день в «штаб концерта» (квартиру Пугачевой) начали звонить другие группы, тоже желавшие участвовать в «Счете № 904»*,

* На счет № 904 Госбанка принимались добровольные пожертвования населения в фонд Чернобыля. Так мы назвали нашу акцию.

но мы вынуждены были отказывать. Для одного вечера и исполнения без фонограммы участников было и так достаточно. «Организуйте свои благотворительные концерты — теперь это можно. Или договаривайтесь с администрацией, чтобы часть выручки от обычных концертов шла на счет». Последнее сделали многие, в частности «Машина времени».

У нас были и споры. Пугачева любит помпу в голливудском духе, и она хотела, чтобы на концерте выступили артисты цирка, балет и трюкачи-каскадеры. «Мы не должны устраивать из этого панихиду. Пусть все видят, что мы не падаем духом!» Я был за «строгость» — без похоронных маршей, но и без карнавала. Мы сошлись на компромиссе: остался один балет.

Я успел съездить на несколько дней в Вильнюс на рок-фестиваль, где со сцены было зачитано обращение Аллы Борисовны с призывом присоединиться к движению «Рок на счет № 904», что и было сделано местными организаторами. Фестиваль был хорош — выступили «Аквариум», «Сиполи», «Браво», «Ария», группа Гуннара Грапса и парочка интересных новых групп, о которых я расскажу потом. Я не мог наслаждаться любимым городом и ансамблями в полной мере, поскольку голова была занята совсем другими вещами. «Браво» стали лауреатами: сейчас это было важно, поскольку для многих участие этой «самодеятельности» в концерте знаменитостей представлялось загадкой, а отгадка виделась только в том, что я «по блату» протаскиваю свою клиентуру. Строго говоря, так и было, если не считать того, что Жанна и без блата была очень хороша.

Приближался день концерта, и напряжение нарастало. Я хотел бы назвать некоторых людей, которые мало спали в эти две недели: Евгений Болдин (администратор), Анатолий Исаенко (сценограф), Матвей Аничкин (помощник режиссера, то есть Аллы, он же — руководитель «Круиза»). Ночь перед операцией мы провели в «штабе». Алле было страшно: «Я никогда в жизни так не боялась». У нас даже не было времени провести репетицию — аппаратура могла быть установлена лишь за несколько часов до начала концерта. Я предложил успокоительный тост: «Даже если завтра будет полный провал, мы соберем деньги. Это благородное дело, и народ нас простит». Билетов было продано на сто тысяч рублей. Пугачева просила, чтобы их передали в помощь эвакуированным детям. В проекте был выпуск двойного альбома и видеокассеты с записью концерта, что могло дать миллионов десять.

За шесть часов до начала концерта произошло то, чего мы давно ждали. В спорткомплекс

явилась мощная делегация чиновников из Министерства культуры, различных управлений и концертных организаций. Все те бюрократы, которых мы обошли и благодаря этому сделали дело. Они были возмущены и испуганы: где официальная программа? тексты песен? разрешение? утверждение? подписи и печати? Ничего этого не было. «Мы против Градского, и кто такие „Браво"? Мы не можем разрешить этот концерт!» Мы выслушали все это и дали понять, что никакого разрешения нам и не требуется и концерт все равно состоится. Пятясь, эти мрачные мужчины и женщины скрылись в дверях, продолжая бормотать: «Имейте в виду, что мы против. Вы делаете это на свою ответственность...»

Это был потрясающий эпизод, редчайший в нашей печальной музыкальной практике случай триумфа инициативы над бюрократией. И вставал горький вопрос: неужели только страшная трагедия могла сделать это возможным?..

Концерт прошел нормально. Его снимали больше дюжины иностранных компаний и даже Центральное телевидение. Был налажен прямой телемост с Киевом, и несколько десятков рабочих и солдат из Чернобыля могли смотреть его из студии, а мы видеть их на мониторах, которые стояли вдоль стены. Честно говоря, видеть их изможденные лица посреди нашего красочного зрелища было очень неловко. С Жанной случилась маленькая истерика, но она выступила хорошо. Градский спел прочувствованную песню о Высоцком и сорвал максимум аплодисментов. Гаина потряс западных телеоператоров своими гитарными трюками. Балет был некстати. Под конец все поднялись на сцену и спели песню о дружбе; под высокой крышей летали белые голуби.

В музыкальном отношении все могло быть гораздо более интересно, но это не было самоцелью. Мы собрали довольно много полезных денег. Мы утвердили рок как позитивную социальную силу и доказали, что рокеры — не отщепенцы, а настоящие граждане своей страны. Мы дали знать миру, что советский рок существует.

Алла выступила на пределе своих сил: ей в этот день было труднее всех. После концерта она сидела совершенно белая в своей гримерной и едва реагировала на комплименты. У служебного выхода собралась колоссальная толпа фанов. Мы попрощались. Алла с эскортом разместилась в своем старом черном «мерседесе», я пошел пешком — мне было в другую сторону. Темный переулок, сумка на плече, массы за спиной скандируют «Алла!», и я, абсолютно один, шагаю прочь, в сторону проспекта Мира. Это был патетический момент. Кстати, я направлялся на Ленинградский вокзал. В городе уже начался IV рок-фестиваль.

На этот раз в Ленинграде было весело. Фестиваль впервые проходил не в тесном рок-клубе, а в огромном Дворце культуры «Невский» на рабочей окраине города. Тусовка из всех городов была в полном сборе. Я успел скорректировать свое сознание после недавних событий и чувствовал себя прекрасно, несмотря на легкие претензии ленинградцев по поводу того, что их группы не пригласили участвовать в «Счете № 904». «Спрингстина и Гэбриэла тоже не было — так что вы в хорошей компании...»

Наташа Веселова, очаровательный куратор рок-клуба, сказала: «У нас все вдруг стали такие смелые...» Я пропустил выступление «Алисы», которые пели песни вроде «Атеист-твист» и «Мое поколение»:

Мое поколение смотрит вниз. Мое поколение боится петь. Мое поколение чувствует воль. Но снова ставит себя под плеть...

но программа «Кино» доказала, что она права. Они начали с песни «Мы ждем перемен» и продолжали в том же боевом духе:

Мы родились в тесных квартирах новых районов, Мы потеряли невинность в борьбе за любовь. Нам уже стали тесны надежды, Сшитые вами для нас одежды, И вот мы пришли сказать вам о том, что дальше: Дальше действовать будем мы!