Баффер
Шрифт:
Городских и в самом деле было немало, практически не осталось свободных домов, все огороды вскопаны и засеяны, народа приехало не меньше полутора сотен, если детей не считать. Как водится, сразу же начались споры с местными. Кто-то что-то не так сделал, кто-то кому-то чего-то не сделал вообще, кто-то отчего-то поступил не так, как от него ожидалось. Чужие люди, понаехавшие, не знающие, что здесь, как и почему, со своими мнениями и взглядами. Разные люди, в городах за зиму всякое повидавшие. Пару раз пытались и ко мне на хутор поселиться, пришлось объяснять, что не стоит. Я не жадный, просто земли хватало и за оврагом, в
А теперь вот повылезло. Да, я как-то после перехода в Южную Америку меньше стал внимания уделять местным делам, словно уже наполовину ушел туда. Зря, конечно, надо было хоть иногда показываться на глаза. А теперь, осмелев, люди идут требовать у меня чего-то.
Вообще, сейчас трудно стало чего-то требовать. Для начала надо найти того, кто за это отвечает, а дураков нет, все прячутся. Причем надо найти того, от кого можно требовать безопасно, ведь набирать умеренных и лояльных магов в городские Гильдии стали на следующий день после объявления чрезвычайного положения, и при каждой власти есть какая-то сила, если не сверхъестественная, то хотя бы обычные бойцы. Не полез бы я тогда в город, быть может, сейчас спокойно бы дежурил в Гнединской управе или в Воронеже, получал свою сытную пайку и в ус бы не дул.
Требовать сейчас надо так, чтобы не раздражать магов, а это сложно. Никто не любит претензий, и даже мне хватит одной «пыльной бури», чтобы толпу разогнать, а сильным магам только рукой махнуть, чтобы полгорода развалить. Их, правда, мало, сильных-то, но есть. Меня, значит, сочли слабым. Ну да, я демонстрировал мелкий крафт, световые шарики то есть, невидимость, оцепенение и возможность куда-то уходить порталами. Фаерболами не кидался, землетрясений не устраивал, даже с налетчиками расправился в основном Илья. Вывод – слабый маг, которого можно использовать. Ну-ну.
– Илья, дома останешься?
– Я с вами.
На это и надеялся.
– Браслеты возьми. Студент, ты тоже.
– Стрелка на мосту! Как в лихие девяностые!
– Как в поганые девяностые. Хорошим в них было лишь то, что мы были молоды.
– Я не помню. Меня тогда не было.
– Повезло. Студент, зачем тебе с нами ходить?
– Михалыч, я могу помочь! Мало ли зачем идут?
– Если они идут требовать, то ты там не нужен, а если они идут с чем-то еще, то я и сам справлюсь. «Ибо видимое временно, а невидимое вечно». Браслет не снимай и иди вон туда, к опушке. Сиди тихо.
– Я оттуда не достану, если драка начнется.
– Студент, еще раз – я с ними справлюсь, сколько бы ни пришло. Твоя помощь тут не нужна. – Повернувшись к Илье, я продолжил: – А ты нацепи браслеты, детект я тебе повешу. Там у моста бетонные блоки лежат, за ними спрячься, если что. Только не вмешивайся, хорошо?
Мальчишка кивнул.
– Михалыч, а что ты с ними делать собираешься? Что сказали-то?
– Что несколько приезжих пошли сюда из Белого, а с ними собирались местные, кто подурнее. По грязи сейчас на машинах не проехать даже до моста, вот и поперлись своим ходом. Поговорю, узнаю, зачем шли. Разберусь. Студент, иди уже давай, не отсвечивай, только мешать будешь.
– Михалыч, я с амулетом.
– Амулет пулю не остановит, я проверял. А защиты для тебя у меня нет. Кыш отсюда!
– Да ладно!
Студент наконец пошел к кустам на опушке, где проходила тропа.
«Где я».
Так. Ага.
– Илья, там не мокро?
– Не, я на блоке встану, он сухой. Если что, спрыгну сюда.
– Хорошо.
Эффекты? Мигание, детекты, полет.
– Ибо видимое временно, а невидимое вечно.
Пальцы? Норма. И мему на час.
Дойдя до моста, присел на ржавый столбик и начал ждать. Отсюда через поля было видно, как из деревни потянулись люди, человек тридцать. Много идет, Степаныч про десятерых говорил. Или он не все сказал, или деревенские, кто поглупее, увязались посмотреть. Скучно народу без новостей, телевизор тут плохо берет, вот и пошли. Всей толпой. Это плохо, толпа – штука неприятная, да и тем, кто идет с разговором, будет проще за собой силу чувствовать. Ну да ничего, как-нибудь справлюсь.
Впереди шли человек пять. Мужики, все разные, но как-то неуловимо одинаковые. Группа это, команда. Можно бандой назвать, вряд ли ошибусь. И еще те, что я засек сейчас в лесу, с другой стороны от Студента. Семь человек, значит, в основной группе, причем открыто – только пятеро. Зачем идут? Поговорить, прогнуть меня, можно было бы и меньшим числом, или просто за компанию увязались? Или надеются, что я не успею всех парализовать? Лидера я знал, дядька про него рассказывал – бизнесмен, раньше служил, сюда на трех машинах приехал, постоянно ездит по округе, дела какие-то вести хочет. И теперь он идет ко мне с такой свитой? Зачем?
Первый из идущих шагнул на доски моста.
Появиться.
Толпа остановилась, смешавшись. Задние, кому меня было не видно, напирали некоторое время, подходили отставшие, о чем-то переговаривались шедшие впереди. Главный, высокий мужчина с русой, наполовину поседевшей головой, шагнул вперед, ко мне. В самом деле, как в вестерне каком.
– Привет, колдун.
– Привет, городской.
Похоже, мирно мы уже не разойдемся.
– С чем пришли?
– Так вот, поговорить пришли. Или нельзя?
– Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации. Так сказано в Конституции, кажется. Вы как, мирно?
– Мирно, колдун, мирно.
– Тогда идите. Отсюда. Нет у меня охоты говорить.
– А придется.
Сильный такой мужик, уверенный в себе. Не договариваться он пришел, а условия ставить. Тогда зачем ему нужны свидетели? Не приму условий – начнут стрелять?
– В деревне ребенок умер.
– Вот как?
– Вот так. По грязи этой два дня не могли в райцентр отвезти, на третий уже поздно было.
– За два дня до Гнединска на руках дотащить можно.
Он мотнул головой.
– Можно или нет, то дело третье. У тебя есть переход.
– Ну?
– Есть, я знаю. Ты мог спасти ребенка!
Щас я стану оправдываться, жди!
– И ты мог. Вон какой крепкий, наверняка бы и за день донес.
– То есть ты специально не стал помогать людям?
Вот что с ним сделать? Не хочет человек мирно все уладить.
– У меня есть причины не делать этого.
– А у меня нет причин не спросить, почему ты позволил кому-то умереть. Ты не думай, что тут один такой. Избранный.