Багратион
Шрифт:
– Остыдился, братец... Сакремент! Прогулял деньги и стреляться вздумал? Дурак! Не деньги нас наживают, а мы - деньги. Бери! Да не стесняйся, бери! Я еще наживу, а помочь найду ли случай - бог весть!..
Прапорщик кланялся и лепетал слова благодарности, а генерал уже повернулся к нему спиной, удобно подмостив под ухо подушку. Штабные офицеры сейчас же отыскали какую-то сломанную дверь и пристроили ее над стариком, как навес от солнца.
– Тише, господа, тише... Не шумите - генерал отдыхает. Не разбудить бы!
Но Дохтуров и спал и не спал. С одной стороны, он слышал эти шепоты, трогательно доказывавшие ему общую любовь, и, стало быть,
В три часа дня приехал из передовой цепи начальник корпусного штаба.
– Кажется, французы зашевелились...
И вдруг над Красненской дорогой одна за другой взвились две ракеты. Начальник штаба начал рассылать офицеров по частям, - он ждал боя.
– Не след ли Дмитрия Сергеевича разбудить?
Взвилась третья ракета. И смерч из ядер и гранат налетел на город. Несколько ядер ударилось в террасу. Дохтуров поднял голову, посмотрел кругом мутными глазами, вскочил и крикнул:
– Лошадь!
Французская артиллерия била навесно. Густые цепи стрелков бежали к городским стенам, врезаясь между батареями. Перестрелка ширилась и росла. Ней атаковал Королевский бастион, Понятовский наступал слева, а Даву шел между ними. Головы французских колонн равнялись, потом делалась правильная деплояда, и огромное поле перед городом все гуще и гуще покрывалось длинными линиями пехоты. На берегу Днепра, по садам, расположенным на горе, французы уже теснили русских, сбрасывая в овраг Красненского предместья. Понятовский был уже под городской стеной. Ней - почти на Королевском бастионе, Даву рвался в Рославльское предместье.
У Молоховских ворот начинался беспорядок. Зубцы стен, отбитые ядрами, валились вниз, на полк иркутских драгун. И драгуны мялись, отступая к воротам. Чуя позади себя неладное, и пехота начала подаваться ото рва к воротам. Но здесь она попадала под копыта ярившихся драгунских коней. Какой-то огромный длинноусый гусар вертелся среди иркутцев с казачьей пикой в руках и рычал:
– Стой, р-ракальи! Заколю!
И он действительно с неистовой силой колол своей пикой в крупы драгунских коней, гоня их вперед.
– Это Фелич! - заговорили в свите Дохтурова. - Откуда он взялся?..
Внезапный грохот оборвал разговоры. Граната лопнула на том месте, где только что бесновался ротмистр, Фелича не стало. Топча пехоту, иркутские драгуны ринулись в ворота. То, что происходило здесь, должно было гибельно отозваться на Днепровском мосту и у ближайших к нему Никольских ворот. Правда, там командовал Неверовский... Дохтуров подскакал к роковому месту. Глаза его были налиты кровью. Он сорвал с себя галстук. Жаркий пот катился с его круглого лица. Тяжко дыша, соскочил он с лошади, вынул шпагу и стал в воротах под дождем пуль.
– Ваше высокопревосходительство! - кричал начальник корпусного штаба. Что вы делаете? Вспомните семью, детей!
– Оставь меня, братец! - прохрипел генерал. - Здесь жена моя - честь, а войско - дети! Он обернулся к солдатам.
– Сакремент! Братцы! На каждом ядре, на каждой пульке судьбой написано, кому пасть от них! Вон драгун свалился... Хотел уйти, и убит... Не ушел! Когда смерть нагоняет солдата - стыдно солдату бежать... Славно там умереть, где место долгом указано!.. Сакремент!
Никогда Дохтуров не был так красноречив, как в эту отчаянную минуту. И не напрасно! Драгуны оправились. Пехота двинулась
У Никольских ворот тоже было смутно. И здесь пехота отступила, ведя ружейный огонь от самых ворот. Неверовский еле держался. Он скакал между солдатами с багровым от гнева лицом, изрыгая проклятья и самую яростную брань. Одет был сегодня этот генерал как на праздник, - в новых эполетах и в расстегнутом сюртуке, из-под которого виднелась белая рубаха со сборками. Шпага сверкала в его руках. Он был красив, и эта мужественная красота силы и бесстрашия могущественно действовала на солдат. Полки пошли вперед и с натиска заняли ближайшие к воротам дома предместья. Неверовскому бросился в глаза маленький черноглазый артиллерийский генерал на вороном орловском жеребце. Он тоже останавливал и повертывал кучки еще не оправившихся от робости солдат. Это что за явление? Откуда? Неверовский дал шпоры лошади и наскакал на чужака.
– Кто здесь мешается не в свое дело? Маленький генерал гордо поднял голову.
– Я граф Кутайсов, начальник артиллерии. Мое место везде. Вы кто?
– Я - Неверовский.
Они молча посмотрели друг на друга и разъехались.
Наполеон приказал своей артиллерии громить смоленские стены. Но ядра вязли в них. Тогда он велел бить по городу гранатами и зажигательными снарядами. Смоленск запылал. Столбы пламени взвились к облакам. Клубясь в ярком блеске солнечных лучей, черный дым пожарища слился с синим пороховым дымом. И эти грозные тучи, пронзаемые всплесками огня, покрыли город багрово-фиолетовым заревом. К Дохтурову подскакал Клингфер.
– Ваше высокопревосходительство, главнокомандующий повелел передать, что от мужества вашего зависит сохранение армий, и даже больше того...
Дохтуров рассердился.
– Сакремент! Никогда слов благодарных не искал я! Честью лишь своей дорожу, и она для меня бесценна. Да что я один сделаю? Скачи назад, господин офицер, и скажи Михаиле Богданычу: "Дохтуров требует сикурса..."
Клингфер помчался. На улицах города лопались гранаты, и осколки их догоняли раненых, которые шли и ползли вдоль домов. Ядра разбивали крыши и стены, вскидывая кверху груды щебня, вырывали из мостовых камни и разбрасывали бревна деревянных накатов. Здания горели, пламя клокотало за окнами. Все кругом рушилось с отчаянным треском, дождь мелкого стекла сыпался на Клингфера. От жары волосы затрещали на его голове. "Вдруг не доеду? - подумал он. - Не доеду, а сикурс необходим..." Навстречу неслась толпа солдат с ружьями наперевес. Нет, это была не просто толпа, уж очень была она велика, и вели ее офицеры.
Клингфер крикнул одному из них:
– Что за войска?
– Сикурс от главнокомандующего... Четвертая дивизия... Идем на вылазку...
Клингфер вздохнул с облегчением. "Счастье служить при Барклае... Какая предусмотрительность!" В это мгновение железный таран с такой сокрушительной силой ударил адъютанта в плечо, что он не только вылетел из седла, но еще и перевернулся в воздухе, прежде чем упасть наземь. "Не доехал!.. Впрочем, теперь и не надо". Клингфер успел почувствовать, как чьи-то ловкие руки подхватывают его под спину. Успел он услышать чьи-то слова: