Багровые реки
Шрифт:
— Думаешь, убийство?
— Не исключено.
Ньеман с сомнением покачал головой.
— Я перерыл архивы всех жандармерий и комиссариатов в регионе за двадцать пять лет и ничего подозрительного не обнаружил. Кроме того, еще раз говорю тебе: Серти в то время был мальчишкой и…
— И все же надо проверить. Я убежден, что между этой смертью и убийством одной или обеих ваших жертв найдется связь.
— С чего ты собираешься начать?
— С кладбища. — Карим усмехнулся. — Видать, посещение кладбищ стало моим хобби. Мне нужно убедиться,
Ньеман дал лейтенанту номера своего мобильного телефона и пейджера.
— Для секретных сообщений используй пейджер, — сказал он.
Карим сунул листок в карман и провозгласил, полуиронически-полуназидательно:
— В расследовании преступления каждый факт, каждый свидетель является зеркалом, в котором отражены обстоятельства дела.
— Что ты несешь?
— Когда я учился в школе инспекторов, я слушал одну из ваших лекций, комиссар.
— Ну, и что же дальше?
Карим поднял воротник куртки:
— А дальше, если воспользоваться вашим сравнением с зеркалами, наши с вами расследования ложатся вот так…
Он поднял руки и медленно соединил их ладонями.
— Каждое из них отражает другое. А где-то в «мертвой зоне» притаился убийца и ждет нас.
— Как мне с тобой связаться, если что?
— Я сам буду вам звонить. Я просил у начальства мобильник, но в бюджете — девяносто семь города Сарзака такая роскошь не предусмотрена.
Молодой сыщик склонился перед комиссаром в церемонном восточном поклоне и неслышно скользнул в темноту.
Ньеман пошел к своей машине, глядя вслед новенькой «Ауди», вихрем сорвавшейся с места и растаявшей в мокром тумане. Он вдруг почувствовал себя измученным и старым, как будто на него разом навалились ночная тьма, прожитые годы и неуверенность в себе. Горло у него сжималось от непонятной черной тоски. И в то же время он теперь ощущал себя куда более сильным — ведь отныне у него был союзник.
И союзник умный, бесстрашный — первый сорт!
39
Кристаллы переливались розовыми, голубыми, зелеными, желтыми искрами. Крошечные разноцветные призмы были похожи на стекляшки в детском калейдоскопе. Ньеман оторвался от микроскопа и спросил Коста:
— Что это?
В голосе врача звучало недоумение:
— Стекло, комиссар. На сей раз убийца подложил стеклянную крошку.
— Куда?
— Опять в глазницы, под веки. Как будто там, на тканях, застыли слезинки.
Разговор происходил в больничном морге. На молодом враче был окровавленный халат. Ньеман впервые видел Коста в этой жесткой белой хламиде: облачение и окружающая обстановка придавали ему какое-то суровое величие. Кост улыбнулся, но его глаза за толстыми стеклами оставались серьезными.
— Вода,
— Я и сам вижу, — пробурчал Ньеман, подходя к накрытому простыней трупу, возвышавшемуся на столе в центре комнаты. — Ну и что это означает? Я хочу сказать, куда направляют нас эти стекляшки? У них есть какие-нибудь особенности?
— Я жду сведений от Астье. Он поехал к себе в лабораторию, чтобы провести всесторонний анализ и выяснить происхождение осколков. Заодно он привезет результат анализа пыли и мусора, которые вы собрали на складе. Что же касается чернил в найденной тетради, тут мне вас обрадовать нечем — самые обычные чернила, ничего особенного. А с цифрами мы пока еще не разобрались. Одно несомненно: это почерк Серти.
Ньеман досадливо взъерошил коротко остриженные волосы. Он совсем забыл о находках на складе. Оба замолчали. Комиссар поднял глаза и вдруг увидел, что Кост сияет, как будто ему удалось наконец решить трудную математическую задачу. Он раздраженно спросил:
— Что с тобой?
— Да ничего. Просто… Вода, лед, стекло… Ведь это все — кристаллы!
— Я тебе уже сказал, что и сам это вижу.
— А все эти кристаллы образуются при разных температурах.
— Не понял!
Кост взволнованно сжал руки.
— Комиссар, строение этих веществ находится в прямой зависимости от температуры. Холод льда. Комнатная температура воды. И сильнейший жар, при котором плавят песок, чтобы получить стекло.
Ньеман гневным жестом отмел это заявление.
— Ну и что с того? Чем это нам поможет?
Кост виновато понурился; к нему вернулась прежняя робость.
— Да я ничего… Просто заметил…
— Лучше расскажи-ка мне о повреждениях тела.
— Если не считать ампутированных кистей рук, поза такая же, как у Кайлуа. Только следы пыток отсутствуют.
— Как! Значит, Серти не пытали?
— Нет. По-видимому, убийца уже знал все, что ему нужно, и сразу приступил к делу. Ампутировал глаза и руки, а потом задушил свою жертву. Но Серти, видимо, прошел через муки ада — ведь убийца сначала изувечил его: отсек обе кисти, вырезал глаза и лишь затем прикончил.
— А как его задушили?
— Точно так же, комиссар. Использовался металлический тросик. Сначала жертву им связали. Как и в первый раз. Следы на конечностях абсолютно идентичны.
— А руки? Как он отрубал руки?
— Трудно сказать. Такое впечатление, что он действовал с помощью тонкой железной струны, вроде той, которой режут масло: обматывал ею запястье жертвы и с нечеловеческой силой затягивал концы. Поверьте, комиссар, это должен быть настоящий колосс. Исключительное явление!
Ньеман задумался. Несмотря на разъяснения врача, проливавшие хоть какой-то свет на это дело, он никак не мог даже смутно представить себе облик убийцы. Что-то мешало комиссару вообразить конкретного человека, скорее ему представлялось некое явление, воплощение грозной силы и разрушительной энергии природы.