Багряные зори
Шрифт:
— Живее, живей, Божко еще не так умеет! — торопил полицай, подталкивая мальчугана кулаком в спину. Потом робко приоткрыл дверь в кабинет следователя, просунул голову и виновато спросил: — Разрешите завести?
— Давай!
Володя переступил порог, снял с головы фуражку, поклонился. Нашел силы, чтобы улыбнуться:
— Здравствуйте, Иван Ефимович! Следователь поднял голову:
— А ты откуда меня знаешь?
— Кто же вас не знает? Во всей Ольшанице только и разговоров, что о вас.
— Какие
— Хвалят вас, говорят, вы…
— Что говорят?
Володя опустил глаза и нахмурился. Следователь вышел из-за стола:
— Что говорят?
— Что несправедливо начальство поступило…
— Какое начальство? — вплотную подошел Божко к мальчишке. — Что ты мелешь?
— Несправедливо, что не вас начальником полиции назначили. А у вас, говорят — голова!
Володя заметил, как у Божко часто задергалось правое веко.
— Ты чей будешь?
— Бучацкого.
— Что на будке?
— Ага.
— Знал я твоего отца. Коммунистом был… Ты зачем приходил в Ракитное…
— Кролика на базар принес.
— И хотел выменять за него камушек?
— Ага, — кивнул головой Володя.
— К радиоприемнику.
— К какому радиоприемнику? — удивился Володя. — Камушек к зажигалке. Спичек ведь нет.
— А ты не врешь?
— Зачем мне врать? Разберитесь и отпустите меня.
— А если дома сделаем обыск и найдем? Что тогда? Володя детали спрятал на лугу, в дуплистой вербе. Ни за что не найдут! И потому с уверенностью сказал:
— Тогда меня можете повесить!
Склонившись над телефоном, Божко долго крутил ручку, еще дольше дул в трубку, алёкал, наконец, грубо выругался и закричал:
— Вы что там все, оглохли? Позовите начальника кустовой полиции! Даниила Анисимовича!.. Следователь Божко!
С минуту в трубке что-то трещало, потом Божко сказал:
— Сейчас же пошлите людей с обыском в будку к Бучацкому. Ищите радиоприемник или детали к нему. О результатах срочно доложить мне! — и резко бросил трубку.
В кабинет вошел Сокальский в немецкой форме.
— Что вы с ним возитесь? — прошипел он, глядя в лицо Божко.
А потом, быстро повернувшись на каблуках, подошел к Володе:
— Ты скажешь, негодяй, кто тебя послал? — закричал Сокальский. И его тяжелый кулак опустился на голову мальчугана.
Парень не выдержал — упал. Из носа пошла кровь. Следователь поднялся с кресла.
— Михаил Кононович, — твердо произнес Божко, — следствие веду я и прошу вас в это дело не вмешиваться! — И, широко распахнув дверь, крикнул полицаям: — Заберите арестованного!
Полицай грубо схватил за воротник Володю и поволок его обратно в камеру.
— Не годится, Михаил Кононович, таким образом допрашивать подростка, виновность которого пока не доказана. Я допускаю такой способ
— А вы думаете, если вырастет, то нас поддержит? Черта лысого!.. — В желтовато-зеленых глазах Сокальского вспыхнули огоньки. — Как вас понимать, Иван Ефимович? Вы кого защищаете?
Лицо Божко покрылось багровыми пятнами. Едва сдерживаясь, он терпеливо пояснил:
— Я защищаю новый порядок! Я работаю так, как меня учили. В Ольшанице в доме Бучацких уже производят обыск. Если найдут радиоприемник или детали, я заставлю этого мальчугана рассказать все, что он знает. Но как вы будете чувствовать себя, если сведения вашего агента не подтвердятся?
— Мои агенты всегда говорят правду!
— Меня удивляет, как доверчивы вы к своим подонкам!
— Прошу не оскорблять моих людей! — вспыхнул Сокальский. — Имейте в виду, я их сам подбирал!
— Тем хуже для вас, родненький! — сказал Божко.
— О вашем поведении узнают в гебитскомиссариате! — погрозил кулаком Сокальский.
— О вас тоже все узнают, — таким же тоном ответил ему следователь. — Мне нечего бояться. А вот вам…
— Что «вам»? — подскочил Сокальский.
— Я же вас знаю, Михаил Кононович, как собственный карман. Вы такой человек, что с вами дружи, а нож под полой держи, — брезгливо продолжал Божко.
— И вы, значит, прячете нож? — съязвил Сокальский.
— А как же. В гестапо, мой родненький, могут спросить, куда пан начальник девал золотые вещи тех людей, которых расстреляли в прошлом месяце… Почему вы их не сдали в государственную казну рейха, почему вы обманули немецкую власть? — наступал на Сокальского Божко.
— Н-н-о… — начал заикаться начальник полиции, — вы, дорогой Иван Ефимович, к этому делу тоже приложили руки.
— С вашего разрешения, пан начальник, с вашего разрешения, родненький, — ехидно ответил Божко. И сразу же повысил голос: — А вам кто разрешил? Кто, я спрашиваю!
— Мы с вами, пан следователь, одной веревочкой связаны. Имейте в виду, если меня немцы повесят, то обязательно на одной виселице с вами.
— Не я начинал разговор, не я угрожал, родненький, — тихо ответил Божко.
— Возможно, я и погорячился, — уже более уступчиво продолжал Сокальский. — Прошу меня простить. У нас общая цель, И судьба будет общая! — закончил он, словно гвоздь забил в твердое дерево, и тут же вышел.
— Погоди, я еще с тобой сведу счеты… — вдогонку ему прошипел Божко.
Сокальский, будто слышал этот шепот, возвратился в кабинет. Молча засунул руку в карман и достал оттуда полную горсть перстней.
— Видели? — спросил он у Божко.
На его широкой грязной ладони весело переливались золотые кольца с камнями из дорогих опалов, рубинов и аметистов.