Бак Роджерс в 25 веке
Шрифт:
— Но венерианцы…
— Я правильно расслышала? — спросила Вильма, подбегая к Беовульфу со шлемом в руках.
Беовульф кивнул. Бак спрыгнул с лесенки. Пилоты столпились вокруг командующего.
— Вы все расслышали правильно, — сказал Беовульф, — Маракеш зажал флот РАМ в тиски, и когда марсиане узнали о гибели Кейна, они сдались.
Кемаль издал торжествующий крик:
— Мы сделали это!
— Нам действительно это удалось, — сказал Вашингтон. Он потряс головой. В его глазах застыло изумление.
— Джордж! —
Она обняла его и, прижавшись лбом к его плечу, всхлипнула.
— Неужели правда? — спросила она.
Беовульф снова кивнул.
— Похоже, что так. РАМовцы поняли, что Венера будет сражаться до последнего, и вне зависимости от исхода войны потери были бы такими, что марсиане все равно оказывались в проигрыше. И тогда они запросили об условиях сдачи.
— А Земля? — спросил Бак, глядя в глаза Беовульфа.
— Наша, — ответил Беовульф.
Под сводами посадочного дока раздался радостный шум и победные крики летчиков и техников, собравшихся здесь, но Бак молчал. Он брел сквозь толпу, отстраняя людей, не замечавших его, к полковнику, командиру звена истребителей Вильме Диринг. Она стояла поодаль, глядя своими светло-карими глазами, в которых стоял вопрос, в его лицо. Она прочла ответ в его взгляде. Бак бережно взял ее руку и поднес к губам. Она молча положила голову на его плечо. И тогда Роджерс сгреб ее в охапку. Их поцелуй, казалось, продолжался вечность, и беспорядок, радостный хаос, шум и крики, окружавшие их, оказались чем-то совершенно несущественным.
Хьюэр материализовался на лицевом щитке шлема Роджерса. Бак оставил шлем наверху корпуса «Крайта», и с этого наблюдательного пункта Хьюэр прекрасно мог видеть все происходящее. Он с радостным изумлением наблюдал за Баком и Вильмой, которые не замечали окружающего.
— Я всегда говорил, — наставительно произнес он, обращаясь сам к себе, — что подлинный разум не должен руководствоваться эмоциями… Но, может быть, я был и не совсем прав… Господи! По-моему, этот Роджерс засорил мою программу!
Беовульф, заложив руки за спину, наблюдал за воодушевлением летчиков, как дедушка за играющими внучатами. Подошедший к нему офицер оторвал его от размышлений.
— Да, Типтон. В чем дело?
Глаза Типтона были серьезны:
— Сэр, я получил рапорт от команды, чистившей район боя. Они не могли найти корабль Кейна.
— Что? — переспросил Беовульф.
— Да, сэр. Никаких следов.
— И сканеры его обнаружить не могут. Я думаю, что мы не должны недооценивать этот факт.
— Вы полагаете, Кейн жив? — лицо Типтона выражало изумление.
— У вас есть другое объяснение? — поинтересовался командующий.
Гользергейн изучал последние известия о марсианском конфликте. Было неприятно ошибиться своих предположениях о возможностях паразитов из НЗО и полусумасшедших венерианских
Номинально он был проигравшим. Это заключение было трудно проглотить, но, как бизнесмену, ему приходилось проглатывать такое и раньше. Его гордость пострадала, и, возможно, в дальнейшем НЗО еще заплатит ему за это, но его благосостояние не должно было пострадать ни в коем случае. Статистические данные говорили ему, что РАМ все еще обладает значительной частью собственности на планете. Пусть НЗО надрывается, восстанавливая свой мир. Каждое их достижение будет приносить прибыль РАМ. В конце концов, РАМ сможет восстановить или даже превзойти свои прежние доходы, получаемые с Земли, при половинных расходах на организацию дела.
Гользергейн размышлял о персонале, который необходимо было назначить вновь. Главной кандидатурой сейчас был Аллистер Черненко. Черненко доказал, что он отличный администратор и человек с неиспользованными ранее возможностями. Данные, предоставленные им относительно нарушений в работе компьютера Гользергейна, были бесценны, тем более что сам компьютер с ними справиться был не в состоянии. Теперь, когда он доложил о ликвидации программы-нарушителя, Главный компьютер РАМ снова становился самым эффективным прибором Системы. Уже за одно это Черненко заслужил награды.
Он подумал о гибели Смертоносного Кейна от рук повстанцев НЗО. Кейн был инструментом, способным пригодиться ему в будущем, — Кейн не знал отдыха, пока смерть не прекратила его эффективную деятельность. Он был бы полезен хотя бы тем, что его ненависть к Баку Роджерсу не дала бы ему успокоиться до уничтожения этого наглеца с Земли.
Однако не стоило тратить время на размышления о неподдающихся элементах системы. Лучше было сосредоточиться на подборе новых исполнителей для его замыслов, которые могли бы сравниться с Кейном в опытности, безжалостности и беспринципности.
Гользергейн вернулся от отвлеченных размышлений к конкретным данным, поступающим в связи с переменой общей ситуации в Системе, связанной с исходом военного конфликта. Он занялся изучением текущей карты событий и графиками эффективности действий в новых условиях.
Адела Вальмар пренебрежительно разглядывала человека, стоявшего перед ней на коленях. Ей было неприятно его обожание. Оно ей надоело. Даже его красота ее больше не привлекала. Она повернулась и вышла, оставив Рея в отчаянии распростертого на полу. Прихотливая чувственность ее роскошного тела стала наслаждением, путь к которому отныне был для него закрыт навсегда.