Бакалавр
Шрифт:
Да уж, не без удовольствия подумала Лана, лучшее на планете адвокатское бюро — это вам не клуб любителей вышивания. Все её оставшиеся в живых соратники (за исключением переправленных в частную клинику раненых) были здесь, уже успевшие избавиться от арестантских тряпок.
Несколько разновозрастных, безукоризненно одетых мужчин и женщин должны были диссонировать с порядком ободранными вояками. Но не диссонировали. Потому, вероятно, что держались абсолютно свойски. А чуть злорадное презрение по отношению к полицейским, которым вполне очевидно не обломилось — а если и обломилось, то вовсе не то, на что они рассчитывали — было одно на всех.
Шагнувшая к Лане Тина была остановлена нетерпеливым жестом — не сейчас, мол. Выражение лица медика
— Хельга! — бросил в пространство Шмидт, и рядом с ним немедленно нарисовалась девица, приятно напомнившая Лане секретаршу нотариуса, который оформлял её удочерение Конрадом Дитцем. — Хельга, миз Дитц надо переодеться и переговорить со мной. Проверьте, свободен ли женский туалет. Свободен? Отлично. Проследите, чтобы нам не мешали.
Девица невозмутимо кивнула. В её системе координат ведение деловых переговоров в дамской комнате (одновременно с переодеванием дамы) явно вписывалось в рамки ординарности. Причём — с запасом.
— Итак, миз Дитц, — начал Шмидт, когда дверь, возле которой застыла бдительная Хельга, закрылась за их спинами, — с чего мы начнём?
— С проблем, — ответила Лана, споро стягивая арестантскую робу.
Стесняться она и не думала. Как не думал отводить глаза или отворачиваться почтенный юрист.
— Проблемы, да.
К чести Шмидта, если он и испытывал какие-либо эмоции по поводу увиденного, внешне это не проявлялось никак.
— Проблема, которую я пока не смог решить, заключается в том, что на корабль мистера Стефанидеса наложила лапу армия. Загнать под стол полицию труда не составляет, за что-то же вы мне платите! Но территориалы — это, если позволите мне так выразиться, не совсем моя епархия. Разумеется, корабль мистеру Стефанидесу рано или поздно вернут…
Заблаговременно покинувшие борт яхты пилот и канониры были арестованы полицией — и освобождены Шмидтом одновременно с прочими подопечными.
— …Скорее — рано. Однако часть вашего снаряжения осталась на борту, и извлечь его покамест не представляется возможным. Кроме того, время…
— Понимаю.
Уроки папы Конрада и последующая служба научили Лану расставлять приоритеты в процессе одевания, поэтому трусы и штаны были натянуты первыми. Трусы, штаны, носки и ботинки. На левом она как раз затягивала старомодную шнуровку, непринужденно поставив ногу на край рукомойника. Свет падал так, что черная «S» на заднике берца была видна вполне отчетливо, и Шмидт кивнул с одобрительным уважением. Толк в обуви он знал, сколько стоят такие ботинки — представлял прекрасно. Курс акций клиентки на его личной бирже неуклонно рос. И достойная самого пристального внимания грудь тут играла вовсе даже не главную роль.
— Мистер Стефанидес в курсе?
— Разумеется. Если я правильно понял, они с мистером Солдатовым уже что-то придумали.
— Тогда это уж точно не проблема. Разве что — расходы. Что-нибудь ещё?
— У меня есть письмо для вас. Мистер Моралес написал его и оставил у меня, приказав вручить вам в случае, если эта прогулка закончится для него фатально. Конверт можете вскрыть только вы или он сам. При любой попытке несанкционированного доступа или сканирования содержимое мгновенно уничтожится.
— Когда написал?
— Когда вы беседовали с этим спасателем, Хокинсом.
Лана натянула майку (Шмидт не выдержал, вздохнул разочарованно), сунула руки в рукава рубашки и требовательно протянула ладонь:
— Письмо!
Не слишком вслушиваясь в скороговорку юриста, сообщавшего под запись, для протокола, обстоятельства вручения документа, Лана вскрыла конверт. Где покойный Моралес раздобыл его на стоянке спасателей, было загадкой. Разве что у Шмидта позаимствовал. Судя по качеству и конверта, и листа писчего пластика, извлеченного из него, так и обстояло. Ну-ка, что там?
Мелкий, на удивление разборчивый —
«Сеньора Дитц!
Если Вы читаете это письмо, значит, смерть, от которой я так долго бегал, всё-таки оказалась проворнее. Что ж, я неплохо поразвлёкся на своем веку, и жаловаться мне не на что. К делу.
Давно, очень давно у меня был враг. Точнее, противник, с которым мне довелось столкнуться на планете Дарлинг. Моего противника звали Конрад Дитц. Я почти уверен, что это имя Вам не просто знакомо, оно играло и, вероятно, до сих пор играет значительную роль в Вашей жизни. Если, разумеется, Вы та, о ком я думаю. А думаю я о дочери сержанта Дитца, закончившего свои дни на планете Алайя, откуда Вы родом. Возможно, я ошибся, и Вы не имеете к нему никакого отношения, но это кажется мне не слишком правдоподобным.
Я исподволь наблюдал за его судьбой многие годы. Достойные противники редкость куда большая, чем достойные друзья, Вам еще предстоит убедиться в этом. И хотя за друзьями необходимо следить значительно пристальнее, противников, даже вышедших в чистую отставку, тоже не следует упускать из виду. Примите этот совет старика.
Думаю, всё же, что я не ошибаюсь. Бог свидетель! — не узнать эту манеру ставить ногу при ходьбе и вскидывать голову в случае необходимости указать зарвавшемуся штатскому его место, просто невозможно. Итак, у меня есть фамилия и узнаваемые повадки. Насколько мне известно, Конрад не был женат, так что Вы либо бастард, либо приёмыш. Но — признанный приёмыш или бастард, иначе этот человек не дал бы Вам своё имя.
Впрочем, теперь, когда я мёртв, не так уж важно, прав я или заблуждаюсь. Даже если меня подвели стариковская сентиментальность и стремление выдать желаемое за действительное, любому „тайнолову“ пригодится моё скромное наследство. Вряд ли Вы нуждаетесь в деньгах, а даже если и так — небогатые мои активы нужнее тем, кто, в отличие от Вас, не может позаботиться о себе сам. Зато Вы определенно нуждаетесь в знаниях. Только неутолимая жажда их может привести человека в Нильсборский Универ, и раз уж Вы стали бакалавром и намерены продолжить образование, мой последний дар Вам пригодится. Хотя может и навредить, если Вы столь любопытны, как мне показалось в ходе недолгого нашего знакомства.
Я прилагаю к письму ключ от сетевого архива. Как Вы распорядитесь им — меня уже не касается. Надеюсь лишь, что сведения, которые Вы там почерпнёте, не слишком болезненно прищемят Ваш невидимый, но от этого не менее кошачий хвост.
Теперь уже навсегда преданный Вам
Хосе Моралес»
Лана раскрыла конверт пошире, увидела тонкую металлопластовую полоску, немного подумала — и решительно прижала её к считывателю браслета, который уже успела застегнуть на левом запястье. Несколько секунд спустя данные переместились в отдельную директорию, а еще через миг ей пришлось разжать пальцы — полоска нагрелась так, что держать её стало невозможно. Обугленный кусочек металлопластика вальяжно спланировал на пол, рассыпаясь невесомыми хлопьями. Мгновение — и уже никто и никогда не смог бы восстановить с него информацию, надёжно запертую в браслете мрины.
— Мистер Моралес озадачил вас, миз Дитц? — участливо поинтересовался Шмидт.
— Пожалуй, — задумчиво протянула Лана, заканчивая одеваться и распределять разного рода стальные штучки на поясе, за берцами ботинок и в рукавах.
И вдруг улыбнулась с озорной мечтательностью:
— А знаете, советник… хотела бы я узнать его получше. Причем желательно — молодым!
Глава 7
— И дорого стоит слово «леди Катрины»?
— Дороже вашего. А, возможно, и моего.