Бал безумцев

Мас Виктория

* * *

На следующий день после визита в унылый дискуссионный салон – об этом ее демарше отец, по счастью, так и не узнал – Эжени отправилась на поиски трактата, чей автор занимал ее мысли с тех пор, как она услышала его имя из уст Фошона-сына. Посещение нескольких книжных лавок в квартале окончилось безуспешно, а потом один букинист подсказал ей, что означенный трактат можно найти в Париже только в одном месте – у Лемари, в доме 42 по улице Святого Иакова.

Брать с собой Луи, чтобы подвез ее на фиакре, Эжени не хотелось – она решила, невзирая на капризы погоды, отправиться туда пешком и в одиночестве.

Черные сапожки бодро загребали снег на тротуарах; мало-помалу от мороза и торопливой походки у нее раскраснелись щеки, а кожу неприятно покалывало. Ледяной ветер носился по бульварам, заставляя прохожих пригибать голову. Эжени следовала указаниям букиниста: прошла мимо церкви Святой Марии

Магдалины, пересекла площадь Согласия и зашагала по бульвару Святого Жермена в сторону Сорбонны. Город был белым, Сена – серой. Впереди кареты буксовали в снежных заносах, кучеры прятали носы в воротники плащей. На набережной букинисты сражались с холодом, то и дело бегая греться в бистро на другой стороне дороги. Эжени все старалась поплотнее запахнуть полы накидки с капюшоном, придерживая их руками, затянутыми в перчатки. Корсет ужасно стеснял движения. Если б она знала, что идти надо будет так долго, оставила бы его в платяном шкафу. У этого аксессуара определенно имелось лишь одно назначение – намертво зажать женщину в позе, каковая считалась привлекательной, то есть, помимо прочего, лишить ее еще и свободы движений! Как будто интеллектуальных запретов было недостаточно – понадобилось ограничить женщин еще и физически. Это наводило на мысль, что мужчины расставляют для противоположного пола барьеры не столько из презрения, сколько из страха перед ним.

* * *

Эжени вошла в скромную книжную лавку и сразу попала в тепло; онемевшие от холода руки и ноги начали потихоньку оживать, щеки запылали. В глубине помещения двое мужчин склонились над кипой бумаг. Одному – наверное, книготорговцу – было лет сорок; второй, элегантно одетый, с высоким лысеющим лбом и густой белой бородой, выглядел гораздо старше. Оба одновременно поприветствовали гостью.

На первый взгляд, эта книжная лавка ничем не отличалась от всех остальных – на этажерках редкие старинные тома соседствовали с современными изданиями, в воздухе мешались запахи древней пожелтевшей бумаги и выдубленной временем древесины книжных полок, сплетаясь в единый аромат, который Эжени любила больше всего на свете. Осмотревшись повнимательнее и прочитав названия на корешках, она поняла, что эта книжная лавка все же не похожа на другие: вместо привычных романов, сборников поэзии и эссе, здесь преобладали труды по оккультным наукам и спиритизму, по астрологии и тайным учениям, по мистике и духовным практикам. Их авторы искали ответы в нездешнем, там, куда мало кто осмеливался заглядывать. Немного боязно было ступать в этот мир – как будто предстояло свернуть со знакомой дороги и углубиться в неведомый универсум, благодатный и пленительный, покрытый тайной и молчанием, тем не менее совершенно реальный. В этой книжной лавке царила атмосфера запретного, но манящего царства, о котором не дозволено говорить вслух.

– Вам чем-нибудь помочь, мадемуазель?

Двое мужчин смотрели на нее из глубины книжной лавки.

– Я ищу «Трактат о духах».

– У нас есть несколько экземпляров.

Эжени подошла ближе. Стариковские глаза в сеточке морщин смотрели на нее из-под густых белых бровей с приязнью и любопытством.

– Вы впервые знакомитесь с этим автором?

– Да.

– Вам его порекомендовали?

– Честно признаться, нет. Я слышала, как некие молодые господа, весьма благонамеренные, хулили его суждения, поэтому мне захотелось почитать.

– Как забавно! Это наверняка понравится моему другу.

Эжени непонимающе взглянула на старика, и тот приложил ладонь к груди:

– Я Пьер-Гаэтан Лемари. Аллан Кардек – мой друг. – Говоря это, издатель заметил темное пятнышко на радужке глаза Эжени. На его лице отразилось удивление, затем он улыбнулся: – Думаю, эта книга многое вам объяснит, мадемуазель.

Из книжной лавки Эжени вышла в превеликом смятении. Это было странное место, там казалось, будто содержание расставленных на полках книг источает необычную энергию, которая накапливается в четырех стенах. И оба господина разительно отличались от тех, кого она встречала в Париже. В их взглядах не было ни враждебности, ни одержимости – оба смотрели на нее внимательно и дружелюбно. Еще казалось, будто они владеют знанием о том, что другим неведомо. При этом издатель разглядывал ее так пристально, словно распознал в ней нечто особенное, но Эжени не понимала, что именно. Она и без того разволновалась, так что решила пока об этом не думать.

Спрятав трактат под накидку, девушка пустилась в обратный путь.

* * *

Часы с маятником в спальне прозвонили три раза. Кофейник уже опустел, на дне чашки осталось немного остывшего кофе. Эжени закрывает книгу, которую только что дочитала до конца, и замирает с ней в руках. В тишине комнаты она не слышит тиканья часов, не чувствует, что голые руки покрылись мурашками от холода. Бывают странные моменты, когда мир вдруг перестает

быть таким, каким он раньше казался, и самые незыблемые представления о действительности рушатся под влиянием новых идей, ведущих к осмыслению совсем другой реальности. Эжени думает, что до сих пор она смотрела в неверном направлении, а теперь ее заставили повернуть голову и увидеть именно то, что она должна была видеть всегда. Ей вспоминаются слова издателя, услышанные несколько дней назад: «Эта книга многое вам объяснит, мадемуазель», – и слова дедушки, призывавшего ее не бояться. Но как можно не бояться того, что в твоих глазах столь абсурдно, дико и невообразимо? Раньше она была уверена, что есть лишь одно объяснение: ее видения вызваны психическим расстройством. Видеть покойников – признак умопомешательства. Рассказать об этом кому-то – значит обеспечить себе немедленную изоляцию от общества. И ее не поведут к врачу, а прямиком отправят в Сальпетриер. Эжени смотрит на книгу, которую не выпускает из рук. Ей пришлось ждать целых семь лет, чтобы наконец узнать правду о себе на этих страницах. Семь лет, чтобы перестать чувствовать себя ненормальной. Для нее тут каждое слово исполнено смысла: душа продолжает жить после смерти тела; не существует ни рая, ни полного небытия; бестелесные сущности присматривают за людьми, указывают им путь и всячески опекают, как дедушка опекает ее; некоторые индивиды наделены способностью видеть и слышать духов – в том числе она. Разумеется, ни одна книга, ни одна философская доктрина не может претендовать на абсолютную истину – это лишь попытки найти объяснения, и личное дело каждого, какое из объяснений принять, ибо любому человеку, вполне естественно, нужны конкретные доказательства.

Христианские идеи никогда не казались ей убедительными – Эжени не отрицала возможность существования Бога, но предпочитала думать о Нем как о неком абстрактном понятии. Поверить в рай и ад было еще труднее – жизнь и так преисполнена страданий, поэтому мысль о том, что наказание будет длиться и после смерти, выглядит абсурдной и несправедливой. Следовательно – да, предположение, что призраки существуют и что они тесно связаны с людьми, можно допустить; утверждение, что цель жизни на земле состоит в постоянном нравственном самосовершенствовании, она готова принять, а знание о том, что с физической кончиной ничего не заканчивается, придает ей уверенности и освобождает от страха перед жизнью и смертью. Ее мировоззрение никогда еще не подвергалось такой встряске, и никогда она не испытывала такого облегчения.

Теперь Эжени наконец знает, кто она такая.

* * *

Следующие несколько дней Эжени наслаждалась душевным покоем. Семейство, наблюдая за ней во время совместных трапез, удивлялось – за столом царила безмятежность, отцовские замечания принимались с улыбкой. Так скромно и благонравно она себя еще никогда не вела, и все пришли к наивному заключению, что девица наконец-то образумилась и возмечтала о замужестве. Но тайна, которую она теперь безмолвно хранила, еще не подсказала ей, как быть дальше. Эжени твердо знала лишь одно: ей больше нечего делать в отчем доме. Необходимо сблизиться с людьми, разделяющими ее убеждения. Ее место там, подле них. Свой дальнейший путь предстоит согласовать с новой философией. Перемены, произошедшие в ней, требуют тщательно продумать будущее и действия на ближайшее время.

Весной она покинет этот дом.

* * *

– Ты такая умница в последние дни, Эжени.

Бабушка лежит в постели, умостив голову на подушке. Внучка поправляет одеяла, укрывшие хрупкое старческое тело.

– Надеюсь, вам это по нраву, ведь папенька теперь не сердится из-за меня.

– Ты все время в задумчивости. Неужто встретила молодого человека?

– К счастью, на размышления меня наводят вовсе не молодые люди. Выпьете отвар перед сном?

– Нет, милая. Присядь-ка сюда.

Эжени опускается на краешек кровати. Бабушка берет ее руку в свои. Свет масляной лампы играет с тенями, вырисовывая их силуэты и выхватывая из темноты предметы мебели в спальне.

– Я же вижу – тебя что-то беспокоит. Можешь мне довериться.

– Ничто меня не беспокоит. Наоборот, все хорошо.

Эжени улыбается бабушке. Она уже несколько дней раздумывает о том, не открыть ли ей свой секрет. Бабушка уж точно выслушает до конца и не назовет сумасшедшей. Искушение слишком сильно – Эжени отчаянно хочется излить душу, рассказать кому-нибудь о том, что она видела и чувствовала до сих пор, поделиться своим смятением и радостью. Тогда бремя тайны будет не таким тяжелым. Но она не может решиться. Риск слишком велик – вдруг мать случайно пройдет по коридору в момент ее признаний и что-то услышит, или бабушка попросит почитать «Трактат о духах» и по рассеянности забудет его в гостиной у всех на виду. Эжени не доверяет этим стенам. Она непременно расскажет обо всем бабушке, но потом, когда переедет из отцовской квартиры в другое место.