Бал для убийцы
Шрифт:
— Выражайтесь яснее.
— И так яснее некуда. Полковник Ниловский (надо отдавать должное даже врагам… врагам — в особенности) — умнейший человек и тонкий профессионал политического сыска, один из лучших в империи. Мог ли он так явно подставлять своего агента? Да и какой агент из Софьи Павловны — просто слабая несчастная женщина, которую запугали, заставили играть по неизвестным правилам… И при этом она пыталась бороться с Ниловским: план последнего покушения на него она ему не отдала.
— Тем не менее покушение провалилось, — заметил Николенька. — Трое наших людей погибли.
— Это
— И кто же это, по-вашему? — с иронией спросил Николенька.
— Вы.
— А доказательства? — спросил он без малейшего испуга.
— Доказательства будут, — услышал он за спиной.
Лебединцев подошел, как и давеча, неслышно, по-кошачьи. Николенька хотел встать, но железная ладонь буквально пригвоздила его к месту.
— Понятно. Решили отделаться от меня таким способом. Не проще ли было сдать меня охранке?
— Я же сказал, личные мотивы оставим, сейчас займемся доказательствами… Где вы находились четырнадцатого марта прошлого года?
Молодой человек усмехнулся:
— Вы многого от меня хотите.
— Тогда напомню: восемнадцатого марта, на следующий день после моего ареста, вы и Любовь Павловна Прибыли в Петербург.
— Тогда, вероятно, четырнадцатого я был дома. Чем именно занимался — не помню, увольте.
Карл сделал знак рукой. К их столику прошмыгнул какой-то совершенно незаметный человечек в дрянном пальтишке безликого мышиного цвета и мятой фуражке. Он был явно простужен: его большой мясистый нос имел воспаленный вид, и глаза нещадно слезились: че ловечек то и дело вытирал их носовым платком не первой свежести.
— Присаживайтесь, Инюкин, — сказал Лебединцев, и тот послушно опустился на краешек стула. — Не бойтесь, вас никто не обидит. Посмотрите-ка внимательно: вы узнаете этого господина?
Человечек шмыгнул носом и искоса взглянул на Николеньку. Несколько секунд он сидел неподвижно, потом осторожно проговорил:
— Да… Несомненно, это он. У господина, простите великодушно, весьма запоминающаяся внешность. Кроме того, у меня хорошая память на лица — профессия, знаете ли.
— Кого вы мне еще подсунули? — нервно спросил Николенька. — Лично я его вижу впервые.
И вдруг вспомнил — будто давняя-предавняя картина выплыла из смрадного тумана. (И тогда, кажется, был туман — поезд замедлил ход и остановился, в размытом, словно бы грязном отсвете фонарей замаячили оловянные солдатики на перроне, послышался грозный окрик жандармского офицера, и ему ответил другой голос — тихий, заискивающий и торопливый, будто человека испугали в раннем детстве — и он остался испуганным на всю жизнь…)
— Я кондуктор, — неуверенно начал человечек. —
— Это несущественно. Я попрошу вас припомнить середину марта прошлого года. Именно тогда вы видели этого господина в вашем поезде?
— Так точно, ваше сиятельство. Более того, два раза подряд — поэтому я запомнил. Сначала четырнадцатого…
— Да он врет! — выкрикнул Николенька, чувствуя холодок под ложечкой.
— Спокойно, спокойно, — мягко проговорил Гольдберг и кивнул проводнику. — Продолжайте. Значит, он путешествовал в одиночестве?
— Так точно, третьим классом, до Петербурга. А потом, восемнадцатого — снова, но уже в первом классе и с дамочкой. Я удивился… Нет, не насчет дамочки. (Помнится, недурна собой, из хорошей семьи, разве что немного нервничала… Оно и понятно: впервые, поди, без папеньки с маменькой.) А просто — коли имеешь деньги на мягкое купе, зачем же ехать в общем, вместе со всяким сбродом? Простите великодушно, ежели что не так…
— Все в порядке, голубчик, — сказал Лебединцев. — Ступайте, вас проводят.
Проводник замялся.
— Прощения просим, только вы обещались насчет денег…
— Вам выплатят. А теперь идите.
Человечек бочком-бочком выскользнул за дверь. За столом в трактире остались трое: Николенька — растерянный, не чувствующий пола под ногами, Гольдберг и Лебединцев. И — напряжение, повисшее в прокуренном воздухе, густое, как парное молоко, и опасное, как динамит.
— «Выплатят», — побелевшими губами усмехнулся Николенька. — Сколько же вы обещали отстегнуть… этому? И из каких средств? Не из кассы ли организации?
— Вы не о том беспокоитесь, Клянц, — тяжело проговорил Карл. — Этого человека нашел не я, а Алексей Альдов, следователь, который вел дело об убийстве Софьи Павловны. Не ожидали, а? Убрать Альдова у вас хватило ума, но о проводнике вы не знали…
У Николеньки потемнело в глазах.
— Он убит?
— Его убили вы, — резко сказал Лебединцев. — Любовь Павловна получила письмо от сестры десятого марта. В тот же день вы спешно отправились в Петербург…
— Нет!
— Да, черт возьми! Вам необходимо было поговорить с Софьей до того, как она встретится с сестрой. Вы приехали в их особняк на Невский. Вадима Никаноровича не было дома, Софья Павловна сама приняла вас. И в разговоре вы поняли, что вам грозит разоблачение. Она могла выдать вас как провокатора охранки.
— Докажите! Или объявите товарищам, что обвиняете меня в предательстве на основе показаний какого-то полоумного! А может быть, именно охранка вам его и подсунула?
Гольдберг покопался в карманах, выудил горстку мелких монет и бросил на стол.
— Наш разговор окончен, Клянц. Жаль, я не разоблачил вас раньше: мне слишком застила глаза одна давняя история… Она произошла в Финляндии, я потерял там друга. И любимую женщину. А впрочем, это к делу не относится.
Он даже не заметил, как они вышли. Сырость и мгла окутали страшноватые призраки, рожденные в гнилых болотах, на которых был воздвигнут этот странный город, повылезали из темных углов, куда не доставал свет керосиновых ламп, из-под монастырских плит и из черных ходов, где жила нечистая сила… «Ненавижу его».