Бал хищников
Шрифт:
Перспектива выступать за Pantry Pride Перельмана против такой заслуженной компании, как Revlon, естественно, могла покоробить коллег Гличера. Однако и комиссионные на «мусорном» рынке уже Давно не давали им покоя. Действительно, с осени 1984 года почтенная Morgan Stanley (как, впрочем, и многие другие инвестиционно-банковские фирмы Уолл-стрит) пыталась пробиться на «мусорный» рынок, а его мертвой хваткой держала Drexel. Однако до середины 1985 года Morgan только терпела неудачи. В числе ее первых попыток была «мусорная» эмиссия на 25 миллионов долларов для Охосо, нефтегазовой компании из Хьюстона (Drexel прозорливо отказалась размещать ее бумаги), которая примерно через полгода объявила дефолт. Согласно «Forbes», больше всех на этой сделке потеряла Morgan Stanley. Фирма
Но пытаться проникнуть на рынок, пусть и люмпенский, – это одно дело, а выступить подручным Drexel в одном из самых дерзких нападений на корпоративный истеблишмент – уже совсем другое. Согласие Morgan Stanley стать мальчиком на побегушках у этой ренегатской фирмы шокировало Уолл-стрит и ясно показало, какую силу набрала Drexel. Уильям Лумис, главный партнер в Lazard Freres, защищавший Revlon вместе с Рогатиным, заявил: «Morgan Stanley изменила себе в трех отношениях: они выступили вместе с Drexel, они согласились быть на подхвате, да еще при Drexel, и, наконец, они подрядились продавать то, чем [их клиент] еще не владел. Это – не настоящая Morgan Stanley».
Morgan Stanley отвечала в операции за дивеституру: именно продажа активов и позволяла окупить сделку. Перельман – по крайней мере, поначалу – планировал воспроизвести схему, которую использовал (пусть и не в таких крупных масштабах) для прежних своих приобретений (самым наглядным примером была, вероятно, Technicolor): почти все деньги на покупку занимал, продавал ненужные ему отделения, за счет продаж выплачивал долг и получал остальное фактически даром.
Похожий план Перельман откровенно изложил в своем тендерном предложении: он утверждал, что Pantry Pride рассчитывает получить 1,9 миллиарда долларов – полную стоимость заявки при начальной цене 47,5 доллара за акцию – за счет продажи почти всех активов Revlon (за исключением косметического бизнеса). Поэтому Перельману, и тем более Drexel, было важно поточнее оценить активы Revlon, чтобы вычислить цену заявки.
Первая защитная реакция Revlon выразилась в попытке пристыдить Morgan Stanley. «Марти Липтон позвонил им и сказал: „Ребята, как же вас угораздило попасть в одну койку с Drexel?"», – вспоминал Деннис Левин.
Бержерак позвонил управляющему директору Morgan Stanley Роберту Гринхиллу, вместе с которым бывал на сафари и охотился на крупную дичь: «Я спросил: „Боб, что у вас общего с этими клоунами?" – Он промолчал. Тогда я сказал: „Бьюсь об заклад, вы сейчас прицениваетесь к отделениям Revlon и собираетесь распродать компанию, хотя она еще не ваша. Знаешь, конокрадов раньше вешали"». Но ни один из призывов к чести не достиг цели.
Другим изменником корпоративному истеблишменту оказался Chemical Bank, на который управляющие и консультанты Revlon тщетно пытались воздействовать. Из общей суммы 1,95 миллиарда долларов (при 47,5 доллара за акцию) банк обязался предоставить около 500 миллионов на хорошо обеспеченной основе по принципу «позже всех дал, раньше всех вернул». В отличие от Citibank и Bankers Trust, охотно кредитовавших враждебные сделки, Chemical делал это редко и никогда не участвовал в разрушительных «мусорных» набегах. Кроме того, он следовал принципу: не давать денег тем, кто покушается на бизнес его клиента. А ведь в числе клиентов Chemical состояли некоторые дочерние компании Revlon в Европе.
Рогатин, «изумленный» (по его словам) позицией Chemical, позвонил Майклу Блюменталю, в то время председателю правления Burroughs Corporation и директору в совете Chemical, а Бержерак позвонил председателю совета директоров Chemical Уолтеру Шипли. «Некоторые директоры Chemical, и громче всех, наверное, Энди Сиглер из Business Roundtable, возражали против такой политики, – рассказывал Рогатин. – Но поскольку решение принял главный управляющий, его было трудно отменить, да и банк уже нес ответственность за свое обязательство.
«Revlon сделала несколько попыток разубедить руководство банка, – добавил Эндрю Браунстейн, партнер в Wachtell, Lipton, помогавший Липтону по сделке, – но противоположные доводы были сильнее. Отказ банка нанес бы им [Pantry Pride] серьезный удар – во-первых, потому, что брать деньги у Drexel дороже, чем у банка, а во-вторых, потому, что согласие банка ссудить четверть суммы повышало доверие инвесторов Drexel к сделке».
Сначала Revlon только пригрозила банку судебным иском (и даже отправила его руководству предварительный текст), а потом действительно подала в федеральный окружной суд штата Делавэр иск на Chemical, Pantry Pride и MacAndrews and Forbes; произошло это через неделю после того, как Перельман 19 августа обнародовал свое намерение выступить с враждебным тендерным предложением по 47,5 доллара за акцию. Drexel в иске не упоминалась. Липтон принял такое решение, поскольку в 1984 году представлял фирму в междоусобном конфликте с бельгийскими акционерами.
Иск Revlon был одним из редких случаев, когда во враждебных намерениях обвинялся коммерческий банк. Revlon утверждала, что Chemical выступал в числе «претендентов» на нее, но не сделал обязательного заявления, а кроме того, нарушил утвержденные Федеральным резервным управлением правила гарантирования кредитов, которыми регулируется размер займов на приобретение акций.
По мнению Майкла Митчела, партнера в Skadden, Arps, защищавшего интересы Pantry Pride в суде, обвинения в нарушении правил о гарантировании кредита, выдвинутые одновременно против Chemical и Pantry Pride, были «потенциальным хитом» иска. По сути дела, Revlon утверждала, что кредиты, предоставленные банком Pantry Pride, подпадают под правила Федерального резервного управления, поскольку «мусорные» облигации Pantry Pride и кредит от Chemical «косвенно обеспечены» акциями Revlon. «Максимальная сумма займа» по любым акциям не должна превышать 50 % от их текущей рыночной цены. А займы Pantry Pride, говорилось в иске, достигают 2,1 миллиарда долларов, что значительно больше максимально допустимой суммы займа по акциям Revlon общей рыночной стоимостью 1,95 миллиарда. В «мусорных» войнах подобное обвинение прежде выдвигалось только раз, во время сражения Unocal с Т. Буном Пикенсом, и не в суде, а в Федеральном резервном управлении. Однако Unocal и Пикенс договорились раньше, чем управление рассмотрело иск Unocal.
Прочие пункты иска Revlon обвиняли Pantry Pride в сокрытии информации и прозрачно намекали на то, как работает машина Милкена. По утверждению Revlon, когда Pantry Pride в начале июля получила под свои облигации «слепой пул» в 750 миллионов долларов, Перельман и Drexel уже знали, что деньги предназначены главным образом для заявки на Revlon, но ни слова не сказали об этом г. ггрпсггскте. Вместе с тем, как утверждала Revlon, столь скуды на информацию Drexel и Pantry Pride были не со всеми: некоторым покупателям облигаций они раскрыли финансовые условия сделки Revlon – Pantry Pride с целью убедить их, что долг будет погашен.
Кроме того, гласил иск, проспект эмиссии замалчивал то обстоятельство, что примерно 200 миллионов долларов из 750 предназначались не Pantry Pride, a Drexel, желавшей таким путем сбыть с рук часть своих «мусорных» залежей.
В свою очередь, Перельман показал, что уже в феврале-марте 1985 года действительно рассматривал Revlon – в числе прочих кандидатур – как возможное приобретение, но окончательное решение принял только на второй неделе августа. С намерением подтвердить, что Revlon была не единственным объектом, Говард Джиттис заявил в интервью, что в июле Перельмана интересовал другой объект – ссудо-сберегательная фирма во Флориде. Однако она стоила всего 50 миллионов долларов – слишком мало, чтобы оправдать «мусорную» эмиссию на 750 миллионов, – и, конечно, не могла заменить Revlon. Как справедливо заметил Фред Салливан, «одно [приобретение] не имело ничего общего с другим: ссудо-сберегательная контора была нужна для увеличения кредитных возможностей, как средство добывать дешевый капитал».