Бал-маскарад
Шрифт:
Виктор был доволен сегодняшним визитом и произведенным впечатлением на Нарышкину. Сегодня она заплатила вдвое больше, чем обычно. «А как она вышла из себя, когда я намекнул, что знаю про ее связь с сэром Вильсоном», - думал Виктор по дороге домой. Он сам был доволен своей изобретательностью. И усердствовать много не пришлось. Ему удалось разговорить служанку Глашу, работающую в доме Элен. Как-то раз Виктор, переодевшись в платье купца, подловил Глашу, которая шла на рынок за покупками. Он представился приказчиком из галантерейной лавки. Несколько раз пригласил ее в магазин со сладостями. Преподнес подарки – ленты, шпильки и булавки. Девица и разоткровенничалась.
* * *
Барон Отто Виллис никого не опасался и никуда не собирался скрываться. Он жил в центре Петербурга. Барон недавно прибыл из Курляндии, где их старинный род был очень известным и уважаемым. Отто Виллис по-прежнему выезжал в свет, но он нигде не мог встретить Валерию. После скандала на маскараде, устроенного Виктором, и шумихи в прессе, она жила, словно отшельница, не выезжая в свет и не принимая никого у себя дома. Но уединение не улучшило настроение оболганной женщины. Валерия очень страдала. От переживаний она даже похудела и побледнела, с ее лица исчез румянец. Глаза ее померкли и безучастно смотрели на окружающий мир. Она могла целыми днями бесцельно слоняться по дому, не прикасаясь даже к рукоделию. Или могла закрыться у себя в комнате, никого не желая видеть из домочадцев. Веселая хохотушка с детства она перестала улыбаться. И только сынок Ванечка мог своими проделками вызвать на ее печальном лице улыбку. Видя удрученное состояние дочери, и опасаясь за ее состояние здоровья, чета Красновских решила увезти Валерию из столицы в свое имение в Воронежской губернии.
Но когда Валерия получила письмо от барона Отто Виллиса, ее настроение заметно улучшилось. В своем письме он заверял ее в своей искренней любви, предлагал дружбу и покровительство. Получив письмо от загадочного пирата, Валерия воспрянула духом, сердце ее стало понемногу оттаивать. Она не сразу, но ответила своему адресату. Между ними установилась переписка. Мать с облегчением вздохнула, она больше не опасалась за здоровье дочери. Своими впечатлениями она поделилась с мужем.
– Знаешь, муженек, кажется, у нашей Валерии все налаживается, - сказала Анна Петровна своему мужу на следующий день, когда они вдвоем пили чай на террасе.
– Что ты имеешь в виду, моя любушка? – Иван Петрович недоуменно посмотрел на свою жену поверх газеты, которую держал в руках.
– Ты что не заметил, как у Валерии сияют глаза? – разочарованно спросила Красновская.
– А что наша дочь стала выезжать в свет? – удивился Иван Петрович. – Надо же, а я старик даже не заметил такого важного события.
– Да нет же! Какие мужчины вы все-таки глупые, - досадливо вздохнула жена. – У Валерии тайная переписка с очень знатным кавалером…
– Как тайная переписка! Кхе-кхе, – возмутился Иван Петрович. От возмущения он даже поперхнулся чаем. Отставив чашку в сторону и свернув газету, он пристально посмотрел на жену: - И ты, конечно же, им потакаешь?!
Старая Красновская была не робкого десятка, но сейчас она испугалась свирепого взгляда мужа. Она поспешила сгладить обстановку: - Пойми, Иван, девочке нужен какой-то выход эмоциям.
– Перестань городить чушь! –
– Ах, ты все-таки, не отрицаешь моего таланта улаживать конфликтные ситуации. Это моя дружба с вдовствующей императрицей спасла репутацию нашей дочери.
Анна Петровна обиженно отвернулась от мужа и демонстративно поднесла платочек к глазам, будто бы вытирая слезу.
– Ладно, успокойся, жена. Я этого не отрицаю, - миролюбиво заговорил Иван Петрович. Он положил руку на плечо жены: - Не обижайся, Анна. Я не хотел тебя обидеть. Но ты должна понять, что репутация нашей дочери…
– Какие все-таки все мужчины ханжи! – перебила мужа Красновская. – Да ты согласен запереть дочь в монастыре, только бы никто ничего дурного не говорил ни о ней, ни о нашей фамилии.
– Что делать, Анна! Такие нравы!
– Жестокие нравы для женщин! И прямо-таки вольготные для мужчин. Ну, конечно, мужчина – главный на земле, хозяин, господин! А женщина – его раба, служанка.
– Анна, прошу тебя, не начинай! – Красновский скривился как от зубной боли. – Опять эти вечные споры о том, кто главнее в семье – мужчина или женщина. Да на женщинах весь род людской держится!
– Правда, ты так считаешь?! Ты это искренне говоришь? – жена прильнула к мужу и поцеловала его в щеку. Красновский с облегчением вздохнул. Он так не любил этих семейных сцен.
Красновская не стала больше посвящать мужа в тайную перепуску Валерии с бароном. Но и сама не спускала с дочери глаз, чтобы та снова не натворила глупостей. Валерия хранила все письма в шкатулке с драгоценностями, Анна Петровна просматривала всю корреспонденцию дочери, когда той не было в комнате. Но одно письмо она все-таки пропустила. Это письмо Валерия хранила отдельно от всех писем. В письме барон Отто Виллис страстно умолял Валерию о тайном свидании. «Валерия, вы сами можете назначить место встречи, - писал барон. – Хотя я предлагаю встретиться в Сосновке. Это далеко от центра столицы. Здесь чудный сосновый лес, дачники любят здесь уединяться для прогулок. Я не причиню вам никакого вреда. Вы можете переодеться в мужское платье. Вас никто не узнает. Никто не будет знать о нашей встрече. Умоляю вас, ответьте мне согласием!»
Валерия думала целую неделю, не решаясь ответить согласием. Она опасалась огласки и очередного скандала. Но одиночество ее было невыносимо, и она согласилась встретиться с бароном. Валерия не посвятила в свои планы даже мать. Но ей пришлось посвятить в свою тайну горничную Дуняшу, которая и помогла ей с переодеванием. Дуняша достала мужское платье и загодя отнесла в карету. Валерия переоделась уже в карете, когда они немного отъехали от дома. Матери Валерия сказала, что отправляется со служанкой на вечерню в церковь.
– Валерия, и ты выстоишь всю службу и не устанешь?
– Я не буду стоять всю службу. Побуду в церкви несколько часов и вернусь.
– Валерия, я поеду с тобой! – решительно сказала Красновская.
– Не надо, маменька. У вас и так из-за меня много хлопот.
– Это точно, - вздохнула Красновская. – Но, а как тебя кто обидит?
– Но, я же буду не одна. Со мной будет служанка, да кучер еще.
– Ладно, поезжай с Богом, голубушка, - Анна Петровна поцеловала дочь и перекрестила в дорогу.