Бал жертв
Шрифт:
В глазах всех гражданин Баррас уже одержал победу над Марион. Она, вся бледная и взволнованная, позволяла ему увлекать себя.
– Итак, моя красавица, – говорил любезный директор, который отвел Марион в темную и почти пустую аллею, – вы цветочница?
– Да… гражданин.
– Ремесло бедной девушки, мой ангел!
– Бедной девушки, которая живет только трудом, гражданин.
– Отель, экипаж, бриллианты и кружева лучше пошли бы к вам, чем лоток, моя красавица.
Марион вздохнула. Баррас иначе понял этот вздох и продолжал более настойчивым тоном:
– Если бы вам предложили
Но Марион вдруг выдернула свою руку, которую нежный директор тихо пожимал, и отвечала:
– Я не продаю себя, гражданин!
– Фи, какое гадкое слово!
– И вам пришлось бы заключить со мной плохую сделку, гражданин: мое сердце так было истерзано когда-то, что оно уже не имеет сил любить.
– Полноте, дитя мое! Любовь, как феникс, возрождается из пепла.
– Когда пепел не был развеян по ветру. Не говорите мне о любви, гражданин, я слепа и глуха.
– Я постараюсь возвратить два чувства, недостающие у вас: зрение и слух.
Он снял с пальца великолепную бирюзу, осыпанную рубинами, и надел ее на палец Марион. Цветочница испугалась и хотела бежать, но вспомнила приказания Каднэ. А так как она повиновалась этому человеку, никогда не оспаривая его воли, она позволила Баррасу отвести себя к скамейке в саду, на которую он усадил прекрасную цветочницу, а сам галантно стал на колено перед нею. Но директор не успел ни поцеловать руки Марион, ни возобновить своих искусительных предложений, как два человека, прятавшиеся за деревом, бросились на старого повесу и схватили его. Баррас закричал, но за этим криком не последовал другой, потому что ему завязали рот, в то же время один из этих двух неизвестных свистнул, и третий явился к ним на подмогу. Марион вскочила с испугом, но не закричала. Нападение, жертвою которого сделался директор, было так неожиданно, что он не мог употребить свою геркулесовскую силу. Баррас был связан в одно мгновение, потом один из троих похитителей взвалил главу Директории на плечи, как ребенка, и напрасно вырывавшийся Баррас был вынужден «исчезнуть» в самой густой части парка Гробуа. Марион последовала за похитителями. В это время в замке и на лужайках все танцевали. Праздник продолжался во всем своем великолепии.
В считаные минуты похитители достигли границы парка. Тогда парк Гробуа был окружен только живым забором со рвом; на противоположной стороне рва шла проселочная дорога, соединявшаяся с большой. В живом заборе был пролом, похитители прошли в него. Ров был широк, но таинственные визитеры сильно спешили и преодолели преграду буквально одним скачком. На дороге стояла карета, запряженная двумя почтовыми лошадьми; один из похитителей отворил дверцу, и Баррас, задыхаясь, с завязанным ртом, был брошен в карету. Один из троих водрузился на козлы, другой сел по правую руку Барраса, третий – по левую, а Марион села напротив. При свете фонарей директор приметил, что эти трое были в масках и в широких плащах. Директор вспомнил безымянное письмо, которое он получил утром и в котором его предупреждали, что его хотят убить.
«Я погиб!» – подумал Баррас. Но он был храбр, и ему хотелось умереть достойно.
Все это совершилось без шума, и никто из троих похитителей не проронил ни слова. Как только
– Милостивый государь, – нарушил молчание похититель, – теперь вы можете кричать, вас не услышат. А так как мне нужно поговорить с вами, вам развяжут рот.
Директор узнал голос Каднэ. Сообщник этого последнего тотчас развязал платок.
– Ах ты негодяй!.. – вскричал Баррас.
– Ш-ш! – остановил его Каднэ. – Не бранитесь, или, клянусь честью дворянина, я воткну вам в грудь эту вещицу.
– Меня предупреждали… – прошептал Баррас. – Я должен был остерегаться… Вы хотите меня убить?
– И да, и нет. Да, если вы будете сопротивляться… Нет, если вы покоритесь обстоятельствам.
– Какие же это обстоятельства? – с насмешкой спросил Баррас.
– Любезный гражданин директор, – возразил Каднэ, – до Парижа нам предстоит довольно большая дорога, и я подумал, что вежливость требует освободить вас от этих веревок. Но вынужден заметить, что, если вы попытаетесь бежать, мы должны будем прибегнуть к крайним средствам.
Когда с Барраса сняли веревки, Каднэ продолжил:
– Ну а теперь побеседуем.
– Охотно, – презрительно сказал Баррас.
Директор был человек хладнокровный и понял, что всякое сопротивление будет бесполезно.
– Я вам говорил, что мы едем в Париж, – продолжал Каднэ.
– Неудачное вы выбрали время, – с насмешкой заметил Баррас.
– С первого взгляда – да, потому что мы увезли вас с праздника, который вы даете…
– И, конечно, мое отсутствие будет скоро замечено.
– Вы думаете? – с иронией спросил Каднэ.
– И полиция догонит нас и освободит меня.
Из-под маски Каднэ послышался смех.
– Послушайте, господа, – сказал Баррас, – в эту самую минуту вы сильно рискуете своими головами.
– О! Мы это знаем.
– Вы хорошо сделаете, если убьете меня сейчас.
– Нет, – сказал Каднэ.
– Раз так, то я буду освобожден…
– Кем?
– Полицией.
– Полиция, любезный директор, занимается политическими делами, а не вашими любовными интригами.
– Моими любовными интригами?
– А то как же?
– Ах вот вы как считаете?! – задыхаясь от бешенства, прошептал Баррас.
– Ведь вы ушли с бала под руку с Марион.
– Это правда.
– Что же в этом удивительного в самом деле, что гражданин директор увлекся на несколько часов прелестной цветочницей? И увел он ее в таинственное убежище. Думаю, вы понимаете, что полиция не станет беспокоиться из-за такой безделицы.
– О! Ну а в конце-то концов…
– Когда же полиция займется вами и нами, мы, возможно, уже поймем друг друга.
– Но кто же вы?
– Вы это узнаете после.
– И вы меня везете в Париж?
– Да.
– Для чего?
– Мы везем вас на бал, потому что мои друзья и я рассудили, – сказал с насмешкой Каднэ, – что нам следует вознаградить вас за лишение.
– Милостивый, государь, – надменно сказал Баррас, – вы уже сегодня наговорили мне довольно много пошлых шуток.