Баламут

Горъ Василий

Кстати, эту догадку подтвердили и следующие телодвижения мужчины: успев увидеть момент разрыва плетения и сообразив, плетениями какой именно школы я владею, он на мгновение застыл, ибо разрывать дистанцию было также бессмысленно, как навязывать ближний бой. Ну, а я работал, как на тренировке: ударив клинком в район сонной артерии, продавив всего два-три процента полога, созданного невероятно мощным комплексом защитных артефактов, и вызвав смещение фокуса сопротивления к верхнему краю прикрываемой области, сразу же упал на колено. А там резанул по ахиллову сухожилию. Причем влил в лезвие практически предельный объем Молнии. Да, эта атака тоже не

прошла, а запаниковавший противник заставил меня уворачиваться от серии из сразу трех заклинаний школы Огня — ослепляющей вспышки, ожога и испепеления. Зато я добился самого главного — вынудил артефактный комплекс создать второй фокус сопротивления. Причем не абы где, а в точке полога, максимально удаленной от первой. Так что третью и последнюю атаку направил в ядро. И, развалив его пополам, провернул клинок градусов на сто десять по часовой стрелке. А во время рывка на себя перерезал нижнюю полую вену под самым сердцем.

Судорожная попытка артефактного комплекса стянуть пелену к месту пробоя тоже сыграла мне на руку — я всадил нож в глазницу, даже не заметив сопротивления защиты, пробил мозг, «прижег» место удара высверком из все той же школы Молнии и с чувством выполненного долга отскочил от уже мертвого тела. А через пару секунд, выйдя из боевого режима, услышал голос начальника полиции, в котором звучали нешуточное уважение и, почему-то, злое удовлетворение:

— Ратибор Игоревич, передайте мое почтение мастеру, поставившему вам технику боя — он гений преподавания!

— Благодарю, обязательно передам! — с поклоном пообещал я, представил лицо матушки и… услышал тот же самый голос, но звучащий совсем по-другому:

— Елизавета Андреевна, милочка, куда же вы? Вам во-от к этим молодым людям!

— Простите? — как-то уж очень напряженно воскликнула Перова, явно догадавшаяся, по какой-такой причине на территории поместья нарисовалось аж восемь полицейских.

— Вы задержаны по подозрению в мошенничестве, вымогательстве и еще нескольких преступлениях против дворянства Империи. Так что протяните, пожалуйста, юношам белы рученьки, а потом пройдите с ними к «карете».

— Я ни в чем не виновата!!! — взвыла она и услышала твердое обещание:

— Значит, скоро выйдете на свободу и получите не только мои личные извинения, но и солидную компенсацию. Ведь вашим делом уже сегодня займется самый опытный и беспристрастный следователь области.

Ареста Елизаветы в моих планах не было, поэтому как только «юноши» украсили ее «белы рученьки» стальными браслетами и увели, я поймал взгляд Тверитинова и вопросительно выгнул бровь.

— Это не я! — усмехнулся он, потомил меня ожиданием и мотнул головой в сторону начальника полиции, с очень неприятным прищуром наблюдавшего за процессом посадки моей бывшей в патрульную машину: — Когда я сообщил Аристарху Иннокентьевичу о твоих подозрениях, он вдруг вспомнил о чем-то подобном, попадавшимся в отчетах…

— Я сопоставил факты, вызвал к себе племянника и вдумчиво расспросил! — рявкнул Довголевский, по какой-то причине решивший сказать правду. — А когда он раскололся и сообщил, что в прошлом году эти твари вытянули у него восемьсот с лишним тысяч рублей, мягко выражаясь, расстроился. Поэтому не слезу со следака до тех пор, пока он не раскопает все факты вымогательства и мошенничества до единого, а потом отправлю эту суку на каторгу и вручу вам медаль «За содействие полиции»!

— Ваше высокородие, я решал свои проблемы… — начал я, но был перебит в середине предложения:

—

Отныне и впредь дозволяю вам обращаться ко мне по имени-отчеству! — как-то уж очень резко заявил он, понял, что я не преступник, и продолжил заметно спокойнее: — О чем я говорил? Все, вспомнил: решив свои проблемы, вы помогли полиции вывести на чистую воду опасных преступников, а это случается нечасто. Кроме того, больше полутора лет таскаете в Багряную Зону два состава рейдеров «Девятки» и «туристов», прилетающих в форт, режетесь с корхами и китайцами, выносите из-за Стены «обрубки», но до сих пор не пожалованы даже Александром третьей степени, а это не дело! В общем, я восстановлю справедливость со своей стороны и обязательно достучусь до начальника гарнизона…

* * *

…В форт въехали в начале пятого дня, загнали машину в бокс, забрали коробки с пирогами и направились к лестнице. На полпути к ним я вспомнил о браслете с накопителями, попросил Свайку подождать, вернулся к машине, снял подарок с руки, убрал в бардачок и со спокойной душой рванул обратно. А минут через пять-семь, оказавшись среди ДОС-ов, заявил, что проголодался, и пригласил подругу к себе.

Пока она принимала душ, накрыл на стол и включил тихую музыку, потом ополоснулся сам, натянул шорты, добрался до пирогов и на какое-то время потерялся в гастрономическом удовольствии. К сожалению, желудок оказался ни разу не бездонным, и я был вынужден уняться — убрал остатки пиршества в холодильник, благо, Татьяна наелась быстрее меня, перебрался на диван, поставил будильник на девятнадцать тридцать и закрыл глаза.

Смирнова, которой я, как обычно, уступил свою кровать, пошуршала упаковкой со свежим бельем, через какое-то время немного потопталась возле стула, а после того, как разделась, тихонько скрипнула новеньким матрасом и аж застонала от наслаждения:

— Ка-а-айф…

— Ну да, кроватка у меня ни разу не уставная… — лениво подтвердил я, закинул руку за голову, с наслаждением потянулся и поинтересовался, кто сегодня «сидит» на камерах СКН.

— Мегера! — отозвалась Свайка и ответила на мой незаданный вопрос: — Ага, как обычно, изойдется желчью и придумает очередную легенду, а после того, как сменится, начнет трепать языком.

Эту особу ненавидел весь постоянный состав «Девятки», но статус супруги начфина гарнизона давал ей неплохой иммунитет к ответкам, поэтому она еще жила, здравствовала и заляпывала грязью всех, кого могла. Татьяне тоже доставалось, но довольно однобоко — у главной сплетницы форта и его окрестностей никак не получалось «инкриминировать» Смирновой хоть что-нибудь, кроме связи со мной. Ну, а к этой «новости» народ давно привык и никак не реагировал даже на самые извращенные подробности очередных наших «свиданий».

В этот раз, вне всякого сомнения, следовало ждать приблизительно того же самого, вот я и поморщился. А через пару мгновений поймал за хвост забавную мысль, развеселился, повернул голову вправо и открыл левый глаз:

— Таню-у-уш, хочешь над ней поиздеваться?

— Спрашиваешь! — воскликнула она, торопливо перевернулась на бок и с надеждой уставилась мне в глаза. При этом простыня съехала за спину, и я, прикипев взглядом к кошмарному шраму, начинающемуся чуть ниже правой груди и тянущемуся до лобка, на мгновение задохнулся от лютой ненависти к ублюдочному корху, умудрившемуся ударить мощнейшим лезвием льда, будучи разваленным на две половины!