Баламут
Шрифт:
— Однако, неплохо получилось, — сказал он, потирая любимый шрам под глазом.
Наёмник осторожно прошёлся мимо огненных головней, разбросанных среди осколков камней. Подошёл к телу главного шамана, легонько пнул пару разу. Тот не шелохнулся. Пнул сильнее. Ничего.
— Мёртв, — с явным удовольствием в голосе отметил Баламут. — Уж поверьте мне, я в таких делах мастер.
Он воровато оглянулся, присел рядом с телом и открыл тому рот.
— Эх, зубы не золотые, жалость-то какая. Пригодилось бы.
Он похлопал мёртвого шамана по щеке.
— Всё,
Княжич лежал на спине, раскинув руки. Он открыл глаза, проморгался.
— Ты как? Живой там? — спросил Баламут, склонившись над ним.
— Кажется, да, — ответил Алексей. — Но я особо не уверен.
Он поднялся на четвереньки, застонал, замотал головой, будто пёс, встал. Стряхнул с куртки каменную крошку, затушил тлеющий рукав. Повёл плечами, кривясь от боли. Осмотрел себя, проверяя на месте ли руки и ноги. Поднял с земли меч Сварога. Лезвие его потухло и больше не светилось красным.
— Спасибо тебе, — шепнул ему княжич, нежно провёл пальцами по горячему металлу и бережно убрал меч в ножны.
— Так, я не понял, — сказал Баламут, — а где спасибо мне?
Княжич засмеялся.
— Не знаю даже, над этим стоит подумать. Я слишком занят был, пока сражался с гигантским ледяным волком. Я особо-то и не видел, чем ты там занят был. Ну как, нашёл себе новых друзей, среди этих покойничков, и медовуху с ними распивал?
Баламут пытался состроить самое обиженное выражение лица в мире, но не удержался и тоже присоединился к его смеху.
— Что же ты за человек-то такой, не устаю удивляться, — сказал он. — Я тут кладу этих любителей снега целыми мешками, рублю так, что дым коромыслом, а этот мелкий хам мне — не сделал ничего, говорит. Лежал только под кустом, говорит. Ох, сердце закололо от таких обвинений, дурно мне что-то. Слёзы обиды глаза застят, не вижу ничего, воды подайте.
— Надеюсь, ты не начал плакать слишком рано и видел, как я сразил ледяного волка?
— Может и видел, — ответил Баламут. — Может, я теперь вообще единственный свидетель такого небывалого подвига. Всё может быть. И всё зависит от того, что у вас есть предложить, за моё свидетельство. Поговорим о награде?
Княжич почесал подбородок.
— Могу предложить, — сказал он, — такую награду. — Ты всем людям на Руси до конца дней будешь пересказывать мой подвиг, нахваливать мою храбрость беззаветную, да красоту писанную, а я в благодарность прикажу тебе не рубить голову на городской площади, как мошеннику и прожжённому пройдохе. И не выставлять её потом на пике у городских ворот. Как тебе?
Баламут покачал головой, взвешивая предложение.
— Договорились. Мне моя голова дорога ещё, по старой памяти. Нас с ней многое связывает. Шея, например.
— Помогите! Умоляю вас! Отважные витязи! Спасите меня!
Баламут оглянулся. По-прежнему прикованная кандалами к центральному камню, княжна отчаянно взывала о помощи.
— Точно, это же княжна, — сказал он. — Начинаю припоминать, с чего вообще весь этот сыр-бор закрутился-завертелся.
Он хотел подойти к ней, но княжич слегка придержал его за полу
— Что такое? — спросил наёмник.
— Слушай, — серьёзно сказал княжич. — Баламут, не позорь меня. Я столько раз представлял себе этот момент. Давай как-то посерьёзнее будем.
Баламут возмутился до глубины души.
— Когда это я был несерьёзным? На что это вы намекаете, ваше княжеское высочество? Что я, балабол какой-то? Дурак придворный, что за помелом своим следить не умеет? Обижаете, обижаете. Да я, между прочим, по всем княжествам Руси известен, как первейший галантный молодец.
— Я серьёзно говорю, — повторил Алексей, краснея.
— Понимаю, — в тон ему ответил наёмник. — Могу поспорить ты уже сто раз представлял, как ты её спасаешь. Речь там свою победную отрабатывал. Что ты ей скажешь, а она тебе, а ты ей, а она тебе, и снова ты ей… Потом вы уезжаете навстречу Солнцу и живёте долго и счастливо, и сорок детей, и пятьсот внуков расселись возле престола твоего и слушают, открыв рот, как дедуля с бабулей познакомились. Так оно всё и было в твоей головушке?
— Нет, — соврал Алексей.
— Ладно, в глаза-то мне не ври. Понял я всё, пошли, спасём прекрасную девицу, доверься мне, я умею общаться с юными прелестницами.
Алексей поправил одежду, отряхнул пыль, стряхнул копоть, поплевал на ладони, пригладил волосы. Баламут скептически посмотрел на эти неловкие приготовления перед первым свиданием, но промолчал.
Они подошли ближе к каменному столбу, к которому прислужники Мары приковали несчастную княжну. Не считая немного подкоптившегося платья на ней, Василиса была цела и здорова.
— Здрава будь, княжна! — сказал Баламут и низко поклонился. — Сегодня ты выглядишь особенно прекрасно!
Алексей залился краской так, что вот-вот мог вспыхнуть, и от смущения не смог вымолвить ни слова.
— Благодарю тебя, славный витязь, за такие добрые слова, — сказала юная княжна. — Какими судьбами нам довелось встретиться этой недоброй ночью?
Баламут едва не засмеялся, оценив по-достоинству характер юной девицы. Алексей всё так же смущённо молчал, как воды в рот набрал.
— Пришли мы спасти тебя, прекрасная княжна, — Баламут снова поклонился. — Точнее как, вот этот славный пухлощёкий витязь с детскими глазёнками прибежал тебя спасать. А я так, мимо проходил, дай, думаю, на огонёк загляну, что это тут у вас такое интересное делается.
— Благодарю вас, отважные богатыри, — сказала она. — Может, теперь снимите с меня эти кандалы?
— Может и снимем, — сказал Баламут, — а вы нам — что?
— Заткнись ты, брехун, — буркнул Алексей.
Даже в неровном свете брызг огня, разбросанных по поляне, было видно, что он краснее, чем цветущий мак. Держа спину прямой, как доска, задрав нос вверх так, чтобы мог бы задеть Луну в небе, он преисполненным достоинства движением достал меч из ножен. На клинке его снова начинали понемногу светиться красные прожилки. Алексей ударил мечом по железным кандалам. С лязгом звенья цепи разлетелись в разные стороны и княжна наконец смогла опустить руки.