Балатонский гамбит

Гавен Михель

— Потому что получила приказ, — ответила она спокойно. — Я выполняю приказы, как и все. Я не сама себе их выписываю.

— Но в этом не было насущной необходимости, как мне сказал де Кринис. Он хотел, чтобы в Венгрию поехал Грабнер, ты только что вернулась из Кюстрина.

— Ты все-таки заметил, что я вернулась из Кюстрина? — она усмехнулась. — Это радует. Но приказы отдает не де Кринис, а Главное медицинское управление войск СС и подписываются они рейхсфюрером, если тебе это до сих пор неизвестно.

— Грабнер сидит в Шарите, а ты ездишь по фронтам.

— Оберштурмбаннфюрер Грабнер не сидит в Шарите, он там много и серьезно работает. У него еще беженцы, которые попадают под бомбежку,

меня освободили от этого. И я не понимаю, что тебя не устраивает. Это же хорошо, если меня нет дома, никаких неудобств. Джилл и Ральф не будут следить за тем, что ты и как делаешь.

— Сколько ты там пробудешь? Я приеду за тобой.

— Не надо, — она сказала очень сдержанно, даже холодно. — В этом нет необходимости. Занимайся своим, я даже не знаю, какое кодовое название имеет все то, что ты делаешь, потому сказать не могу. А вот фрау Гретель Браун-Фегеляйн кодового названия не имеет, потому про нее я скажу прямо, — все-таки не утерпела, хотя говорила себе, не надо, не надо, что толку. — Ты можешь встречаться с ней открыто, если, конечно, ее муж не возражает. Я к тебе больше отношения не имею, ты совершенно свободен. Я уже говорила, нам нечего делить, поэтому мы можем просто сказать друг другу до свидания. И не надо валить все на Рауха или тем более занимать время Вальтера. Они здесь не при чем.

— А кто при чем?

— Никто. Это мое решение. И оно окончательное. Прошу больше не тревожить меня и не занимать оперативную связь. Тут хватает, о чем поговорить, кроме наших личных дел. Увидимся в Берлине. А сейчас, извини, у меня идет операция.

Она быстро положила трубку и вернулась в операционную.

— Как дела, Мартин?

— Оптимальный доступ к аорте в четвертом межреберье достигнут, — сообщил хирург.

— Хорошо, — она снова надела маску и перчатки, подошла к столу. — Будем ставить катетер бронхоблокатора.

6

На взгорке, у самого кювета, одиноко возвышался старый каштан. Его ветви клонились к земле, а подрубленная снарядом макушка безвольно свисала на сучьях. Густая дорожная грязь плотным слоем покрывала ствол, поэтому он казался серым. Только сверху слегка припорошило снегом — просто окутанный пеплом великан, задремавший на перепутье дорог.

Напряженно всматриваясь в туманную даль, — нет ли попутки, — Наталья подошла к дереву, плотнее запахнула воротник шинели. Ветер усилился, пошел противный мелкий снег. До штаба полковника Чижова ее довез Харламыч на телеге, а вот назад к Иванцову придется испытанным транспортом — на своих двоих. Может, все-таки поедет кто-нибудь, подвезут. А лучше всего сидеть было при штабе, не рыпаться. Но комсорг одолел. Не понимает, что ли, какая у нее фамилия. Комсомолка Голицына. Такое не придумаешь. Но Васильков — парень простой, про князей слышал что-то ненароком только в школе, голову себе не забивает. Одно с другим у него не вяжется. Даешь план по вступлению — и баста.

Вдруг вдалеке послышался легкий шум. Он постепенно нарастал. Наталья оглянулась — едут, что ли? Но это только ветер загудел. Он дул все сильнее, злее. Белесый туман превращался в сизо-бурый, снег летел в лицо. Ветви старого каштана с гулом ударялись друг о друга. Все могучее дерево, сотрясаясь, стонало. Что-то с шорохом покатилось по земле, Наталья вздрогнула — всего лишь сук. Глаза слезились. Отвернувшись, Наталья терла веки рукой, глаза щипало. Вдруг рядом остановилась машина. Наталья и не заметила, как она подъехала. Дверца щелкнула.

— Куда направляемся, лейтенант? — спросил мужской голос.

Наталья быстро повернулась — перед ней стоял военный в звании майора. По синему верху фуражки она сразу поняла — НКВД. Только этого еще не хватало.

— Гвардии лейтенант Голицына, — отрапортовала

она, отдав честь. — Следую в роту капитана Иванцова. Находилась в штабе полковника Чижова по поручению генерала армии Шумилова.

— И что это вас Чижов в такую погоду одну отправил? — майор покачал головой. — Садитесь, подвезу. Мне по дороге. Я на батарею еду, они как раз рядом с Иванцовым стоят.

— Спасибо, товарищ майор.

Хочешь не хочешь, а все лучше, чем пешком. Наталья обошла машину и села на заднее сиденье. Машина тронулась.

— Простите, не представился, — майор повернулся, протягивая ей руку. — Аксенов. Командирован из Москвы со спецзаданием. А вы из связистов?

— Нет, я переводчица при штабе.

— В темноте не разглядел, — кивнул он. — Переводчица с немецкого? — взглянул на нее заинтересованно.

— С английского. Еще могу и с французского, — ответила она. — Но пока не понадобилось ни разу. Только когда «шерманы» прикатили, так какую-то инструкцию американскую читать пришлось.

— Мне как раз человек с хорошим немецким нужен, — полуобернувшись, Аксенов положил левую руку на спинку сиденья. — Ребят моих подучить. У вас как?

Наталья пожала плечами.

— Не знаю. Немцы не жалуются. Понимают, вроде. И я их понимаю. Бывает, конечно, австрияки попадаются или из Мюнхена южные немцы, там посложнее произношение. А так двадцать раз не спрашиваем. Ни они меня, ни я их.

— А вас как зовут? — майор наклонился вперед, присматриваясь к вошедшей.

— Наталья Григорьевна, — ответила она. — Можно Наташа.

— Сергей Николаевич. А вы, Наталья Григорьевна, на фронте давно?

— Со Сталинграда.

— А сами откуда?

— Из Ленинграда.

— А язык откуда знаете? Закончили что-то?

— Ничего закончить я не успела, кроме школы, — Наталья вздохнула. — Хотела на историко-филологический поступать в университет. Но тут война. Я на летние каникулы к старому другу своего отца поехала, в станицу. Думала, отдохну месячишко, а там поступать. А тут, как началось, — майор понимающе кивнул. — Я хотела в Ленинград вернуться, не вышло. Осталась у дяди Миши. Думала, до Волги не дойдут. А как дошли, — и чего это она разговорилась, да еще с энкавэдэшным майором, за зубами язык держать нужно, помалкивать. — Как дошли, с нашими частями ушла. В госпитале работала санитаркой. Немцы фронт прорвали, мы с девчонками впятером, у нас раненых — все тяжелые, деваться некуда. А впереди только зенитчики, и те девчонки, только со школы. Один офицер над ними. Бегают вокруг пушек, плачут, кричат, страшно, — голос у Натальи дрогнул, — маму зовут. А что звать — стрелять надо. Танки прут. Пушки на прямую наводку. Их там всех перебило. Мы с подружками тоже пошли, когда тех почти не осталось. Так что сразу пришлось пострелять. Двух девчонок у меня на глазах в клочья разнесло. Ну а трое в живых остались, я в том числе. Наши переправу навели, и моряки подоспели, Каспийской флотилии. Вот такое крещение было у меня, Сергей Николаевич. Потом уж легче стало. Когда Паулюс сдался, много переводчиков потребовалось, вот тогда узнали, что я немецкий знаю, я с учительницей занималась до войны. Меня Михаил Степанович Шумилов взял к себе. Так я при нем. И сейчас тоже.

Машина свернула и остановилась у домика с черепичной крышей, где располагался штаб батальона.

— Приехали, товарищ майор, — доложил шофер. — Расположение Иванцова.

— Спасибо, Сергей Николаевич, — Наталья взялась за ручку двери. — Очень выручили.

— Вы дорогу-то знаете? — озабоченно спросил он. — А то темно уже.

— Знаю, — уверенно кивнула она. — Тут за виноградниками, недалеко.

— Ну, желаю удачи, Наталья Григорьевна, — майор приветливо кивнул. — Рад был познакомиться. Я вас найду. Обязательно. А нам дальше.