Балаустион
Шрифт:
– Мечи в ножны! – велел первый из вошедших. – Именем закона!
– Авоэ, вот и Закон, – удовлетворенно промолвил Фебид, спускаясь по ступеням.
– Господин эфор, с тобой все в порядке? – воскликнул Дорилай, начальник городской стражи, шагнув в продомос. – Что, во имя богов, здесь происходит?
– Не твоего ума дело, хилиарх, – зло бросил Леотихид. – Что, демоны тебя задери, ты тут делаешь?
– Блюду закон, – сухо отвечал Дорилай. – А…
– Хилиарх Дорилай, исполни свой долг, – властно велел Фебид. – Арестуй элименарха и его людей, я обвиняю их в заговоре и государственной измене.
Дорилай, нахмурив брови, обескураженно поглядел на Леотихида.
– Кхм…
– Болван, – покачал головой Леотихид, скользнул глазами по столпившейся у лестнице окровавленной кучке эврипонтидов, закусил губу, медленно повернулся к своим. – Все кончено, ребята, уходим.
– Но… – попытался поднять голос хилиарх. – Тогда мне придется применить силу.
Какая-то тень упала на шлем Дорилая. Обернувшись, он оказался нос к носу – или, что вернее, носом к подбородку – с Ясоном. За плечами гиппагрета стояли еще два исполина.
– Неужели? – прорычал гиппагрет, нависавший над вовсе не мелким хилиархом как гора над холмом. Взгляд единственного глаза Циклопа блестел неизрасходованной злобой.
– Дошло, хилиарх? – процедил Леотихид. – Этой ночью законы спят.
Хилиарх взгляда не отвел, но и не шевельнулся, когда Ясон отвернулся и прошел мимо, едва не задев его плечом. «Белые плащи», обступив Леотихида, плотной группой двинулись к выходу. Стражники, не посмев заступить им дорогу, раздались в стороны.
– Хорошо, пусть уходят, – эфор Фебид положил руку на плечо дернувшегося было Пирра. – Довольно на сегодня крови.
– Эй, Рыжий! – крикнул царевич. – Скоро свидимся вновь.
– Тебя этот момент уж точно не обрадует, мерзавец, – донесся ответ. Через миг султан леотихидова шлема исчез в дверном проеме. Когда последние спины отступавших скрылись, в продомос ступил коренастый, увенчанный сединами муж в кожаном полупанцире.
– Похоже на повальное бегство, кур-рва медь!
– Спасены, – только сейчас поверив, Галиарт сел на ступени, аккуратно положил рядом меч и закрыл лицо руками.
– Брахилл! – выкрикнул Мелеагр в ухо Леонтиску и захохотал. – Вот и счастливый конец, афинянин, – все, как в банальной сказке!
– Да, – сын стратега открыл глаза и увидел в глубине продомоса неподвижные, иссеченные тела Тисамена и Иона. – Как в сказке.
Он чувствовал себя мертвым.
«…эфор Фебид из рода Харетидов собрал апеллу, в коем собрании лафиропол Эпименид публично покаялся соучастием в заговоре и обвинил братьев Агиадов – царя и стратега-элименарха – в убиении государя Павсания и покушении на наследника его. К сему моменту разошелся слух, что элименарх Леотихид покинул город с большей частью приближенных, подтверждая тем самым собственную виновность. Граждане, из коих многие были очевидцами ночных событий, восприняли новость с гневом великим».
– Все верно? – Ион опустил лист пергамента, который держал перед глазами и вопросительно поглядел на Галиарта. Голос прозвучал глухо из-за повязок, покрывавших половину лица и три четверти головы историка. Торс и шея Иона тоже были перебинтованы, левая рука висела на перевязи. Тисамен, упав на товарища, принял на себя большую часть предназначенных им обоим ударов и тем спас его жизнь. Больше всего беспокойства Иону причиняли множественные глубокие порезы на голове и колотая рана в боку. Впрочем, уже через неделю он настолько поправился, что потребовал инструменты для письма и чистый пергамент. Лично присутствовать
Вспомнив о цене, которую пришлось заплатить, Галиарт сглотнул сжавший горло спазм. Стоила ли победа такой цены? Хотелось бы верить, что да… Усилием воли он вернул себя к реальности.
– Да-да, так все и было, – подтвердил он в ответ на повторный – с ноткой удивления – вопрос Иона. – Не считая того, что Леотихид бежал из города лишь спустя сутки, вместе с Эвдамидом. Не думаю, что эта мелочь имеет большое значение для истории.
– Имеет, – историк укоризненно поглядел на друга, сделал какую-то пометку, едва заметно кивнул перебинтованной, как у мумии, головой и снова поднял рукопись к глазам – раненая шея не позволяла ему наклоняться.
– Мать, не время для споров, – Эвдамид стиснул челюсти, стараясь держать себя в руках. – Ты не понимаешь…
– Я все понимаю, сын, – царица жестом заставила сына замолчать. В ее глазах застыла стальная дымка. – И, сделай милость, припомни – я однажды сказала, что не покину Спарты, что бы ни случилось. Судьбе было угодно, чтобы все произошло так, как произошло, в большой игре произошла очередная смена позиций фигур, и вам, сыны мои, нужно покинуть город. Разумеется, на время, чтобы иметь возможность сделать свои ходы и изменить ситуацию. Но мы, женщины, так уж сложилось, в эти игры не играем. Поэтому я остаюсь здесь, защищать, насколько это будет возможно, интересы дома Агиадов и приглядывать за имуществом. Уберечь дворец от разграбления, наверное, не удастся, но, я думаю, Эврипонтиды не посмеют разрушить его, если я буду продолжать в нем жить.
– Но, мать, – вступил в разговор Леотихид, уже сменивший белые парадные доспехи на панцирь из вареной кожи и темный шерстяной плащ, что более пристало беглецу, – оставаясь здесь, ты передаешь себя в руки Пирра, этого демона, и он сможет воздействовать на нас через тебя.
Эвдамид закивал головой, давая понять, что именно это он и хотел сказать.
– Эврипонтиды, как бы плохи они ни были, – от крови Геракла, и не воюют с женщинами, – скорбно улыбнулась Тимоклея. – Да и я была бы никчемной заложницей, – даже тупоголовый отпрыск Павсания поймет, что я скорее умру, чем позволю использовать себя в его целях. Так что будьте покойны, сыны мои – по большому счету ничего мне не угрожает.
– Не угрожает? – возмутился Эвдамид. – А оскорбление достоинства, наглость толпы, публичное унижение?
Треугольное лицо царицы отвердело.
– Я готова пройти через это, – спокойно ответила она. – Обед, пресыщенный сладостью власти и пряностями почестей, не помешает сдобрить щепотью страданий и унижения, – для того хотя бы, чтобы почувствовать разницу. И тем слаще будет потом вино отмщения! Да и вы ковать победу и сражаться за нее станете яростнее, если будете знать, что мать ожидает вашего возвращения, окруженная недругами, – вот мотив не из последних. Одним словом, сыны, не теряйте зря времени – я решила, и не передумаю.