Балерина Элла. Путешествие в бесконечность
Шрифт:
Что бы почувствовать уверенность в своем существовании, Элла болтала ногами, хотя и невидимыми глазу, но тем не менее имеющимися в наличие, через вязкую пустошь ничего. А чтобы вы предприняли в данной ситуации?
Метафора "свет надежды" обрела новые краски, когда перед поникшей духом балериной промелькнул лучик. Пришлось преодолевать целую бездну, что бы стать ближе к его источнику! Однако на сей раз для достижения конца маршрута не требовалось шевелить ногами, хватало стремления попасть:
– Я шагаю по пустоте, даже звучит нелепо. Те, кто занимается руководством
[Fouette (фуэте, франц., от fouetter – хлестать). Термин обозначает ряд танцевальных pas, напоминающих движения хлыста, крутящегося или резко распрямляющегося в воздухе. F. на 45° – виртуозное вращение на пальцах: во время поворота работающая нога, замахиваясь за икру опорной, сгибается в колене, её носок сзади переводится вперёд, затем нога резко выпрямляется в сторону одновременно с опусканием опорной ноги на demi-plie.]
Правый носочек опустился на пол больничной палаты; теперь пред глазами белые стены, капельница, койки, подрагивающие тени занавесок и тюль, сдерживающая поток солнечных лучей. Балерина внимательно осмотрела свою конечность: её текущее обличье, к ужасу, выглядело полупрозрачным. Положение дел подтвердило отражение в зеркале: там расплывалось в отчаянии её новая сливающаяся с воздухом оболочка.
Пачка подпрыгивала вверх и вниз, волосы разлетались во все стороны, а привычное тело Эллы независимо лежало на больничной койке. Все говорило о том, что балерина жива и мертва в равной степени. Вялость сменилась изумлением:
– Минуточку. Э-э-это же я!!! – тыкнула пальцем балерина на койку. – Что я делаю там, если я здесь?! Бред какой-то!
Эльвира ходила туда-сюда, собирая остатки здравого смысла, заодно пытаясь ущипнуть или на худой конец переубедить себя, но в лишний раз убедилась в том, что это не понарошку.
Чириканье птиц за окном умолкло, в качестве музыкального аккомпанемента остался только действующий на нервы писк прикроватного монитора пациента. На черном экране покатывалась беспрерывная ломаная линия сердцебиения: вверх-вниз, барашек одной волны меньше, другой больше.
Ту-ту-ту-ту.
Элла застряла в смятении, плавно переходящем в панику, согнулась калачиком возле своего тела и взялась за обдумывание возможности существования в таком состоянии:
– Почему я в двух экземплярах? Мертва я или все-таки жива? И кто из нас копия, а кто подлинник меня?
– Состояние критическое, кома II степени, – вошедший в палату врач средних лет с грустью в глазах посмотрел на тело девушки.
– Жаль девочку, молоденькая и вон куда угодила, – упитанная медсестра тех же лет поправила одеяло.
– Придется сообщить, – доктор пошел в приемную за мамой пациентки. Тяжелый от своей лаконичности вердикт вызвал ожидаемую реакцию: женщина стремглав вбежала в палату.
– Элла…доченька, –
– Послушайте милая, успокойтесь, – вмешалась медсестра. – Ваша дочь действительно жива, но когда очнется неизвестно.
Эта неопределенность ввергла мать в пучины отчаяния. Молчание поддерживало сложившуюся обстановку и тянулось долго, словно резина. Элле хотелось поскорей всласть пореветь за компанию, сказать, что все хорошо, но сделать этого она так и не смогла.
– В коме все зависит от человеческого фактора, даже современная медицина тут бессильна, – прервал глухую тишину доктор.
– Все обойдется, она стойкой выросла, – хозяйка семьи Войтовых небезосновательно отказывалась хоронить шансы на возвращение дочери.
Мама с дочкой напополам вспоминали, чем давалось Элле постижение балета: растяжками, голодовками и тренировками под сопровождение слез. Воля девочки крепчала день ото дня, а увечья любого рода всякий раз оправдывались простым предложением: «Я хочу быть балериной».
«Мам…мам…я непременно найду способ», – попрощалась Элла и понимая, что ее не услышат, выскользнула наружу.
Поговаривают, что черная полоса жизни ровняется белой. Видимо, радости Эльвиры оказались баснословно дорогим удовольствием, раз она попала в такую передрягу. Балерина шла задом наперед, держа больницу в поле зрения. Мимо проезжала скорая помощь, рев сирен на всю улицу оповещал других о том, что кому-то нездоровится.
«Я здесь! Мне тоже нужна помощь! Желательно неотложка», – изящная рука пульсировала в воздухе.
Родной город выглядел больным: прохожие безразлично проходили сквозь прежнюю душу компании. Это позволило Элле по-настоящему разглядеть насколько вымотаны люди вокруг, как крепко они сжимают одноразовые стаканчики с горьким кофе и удерживают их в порывах ветра. В этот момент девушка ощутила острое одиночество и беспомощность. Кое-что в корне переменилось: раньше она могла обратиться за помощью по любому поводу, а теперь никто не видит, никто не слышит. Страшно до тошноты.
«Это провал, я проиграла свою жизнь, – шесть слов емко выразили нынешнее состояние Эльвиры. – Я впервые и наверное в последний раз в жизни умудрилась пойти наперекор Галине Дмитриивне, упав ниже пола. Хуже сорванного из-за вывиха концерта, хуже замены, практически конца света. Зато легко то как!».
Освобожденная от законов гравитации Элла без труда доставала до крыш пятиэтажек в своих прыжках. Раз уж на то пошло, она завертелась во всем чем только можно: Saut de basque, Brise, Ballonne.
Пока Элла оплакивала себя в танце, ее ноги достигли торгового квартала. Внимание привлекло собственное отражение, запечатлевшееся на прозрачной витрине бутика.
Стоит отметить, что любой вид кукол с детства пугал балерину: ей попросту становилось не по себе от их присутствия, поэтому в доме Войтовых семья игрушек исключала пластиковых красавиц. Элла охотнее рассматривала мамину коллекцию марок, бесилась во дворе с ребятами и выступала с домашними концертами.