Балканский венец
Шрифт:
– Нет судьбы никакой!
– Хочешь еще раз ее испытать? Вот, выпей «молока львицы» – твоя последняя ночь будет легка.
– Наливай!
Заплескалось в чаше «молоко львицы» – белое, и впрямь как молоко, но запах у него странный. Не пей, князь! Мало ли что чародей этот нальет тебе! Но уже нет страха, когда случилось самое страшное. Подносит князь чашу ко рту, глотает из нее – и падает замертво. Хорошие яды у Баязида, доволен сын султана. Но не обычный яд подсыпал он князю.
* * *
Велика,
коли солью все мы обернемся,
обед туркам посолить не хватит!
Вот уж полных пятнадцать денечков,
как скачу я по турецким ордам
и ни края не вижу, ни счета,
от Мрамора до Явора Суха,
от Явора, братец, до Сазлии,
от Сазлии до Чемер-Чуприи,
от Чуприи до града Звечана,
от Звечана, братец, до Чечана,
от Чечана до гор до высоких —
все турецкой придавлено силой:
конь за конем, юнак за юнаком,
что лес темный копья боевые,
а знамена точно в небе тучи,
а шатры их точно белы снеги;
ежли б дождик там пролился с неба,
ни за что бы не достал землицы,
только б кони да бойцы намокли.
Сколько времени прошло – кто знает? Просыпается князь. И что ж видит он? Знакомый шатер, ковры на полу, хоругви вокруг с крестами. Вокруг родные лица – как увидал их князь, так возрадовался более меры. Вот Юг Богдан сидит да сыновья его – живые все. Стефан Лучич и Баня Страхинич в добром здравии. Подумалось князю – уж не на тот ли свет попал он? Ан нет – царя Лазаря видит, предателя Вука. Нет, не тот это свет! Смотрят все на князя Милоша – а он и не знает, что сказать, язык к гортани прилип. Молвит слово тут Божко Югович:
– Войско наше втрое меньше турецкого. Посему давайте, братия, нападем на него ночью, не дадим туркам опомниться.
Одобрительно встретили слова его. Вспоминает про все князь Београдский. Поднимается тут Вук Бранкович и молвит другое слово:
– Не годится нам, господарь, нападать ночью, как будто мы воры какие или цыгане. Достанет у нас воинов, чтоб одолеть турок днем. Да и как во тьме сражаться? Кони наши с пути собьются, ряды попутаются.
И эти слова встретил гул одобрительный. Не верит князь Милош своим глазам – так это все удивительно. Говорит царь Лазарь:
– Драться будем при свете дня, как предки наши дрались. Не посрамим чести своей, одолеем нехристей. Негоже, чтоб говорили, будто сербы – хуже цыган. А теперь, по древнему обычаю, давайте отвечеряем в эту ночку по-доброму – кто ведает, когда еще попируем всласть?
На пиру сидючи, достает князь письмо из-за пазухи – а письмо то Якуба до Вука-предателя, слово в слово оно повторяется. Смотрит князь на него и видит – стоит на письме печать султанская, такую не подделаешь. Наполняет князь чашу золотую шливовицей и подносит брату своему названому Вуку Бранковичу со словами:
– Чашу эту подношу тебе, брат. Осуши ее за здоровье тех, кого ты предал.
– В своем ли ты, брат, уме? Говорить мне такое! Мне,
Во второй раз бросается брат на брата, во второй раз разнимают их Божко со Страхинею, во второй раз свиток ложится в руки царские. И опять падает Вук на колени перед царем и крест целует, но говорит князь Милош:
– Врет он все, господарь, кары справедливой избежать хочет. На письме-то печатка султанова!
Побелел Вук, снова в ноги царю валится, волчина:
– Это турки, турки всё сделали, господарь, чтоб порушить веру меж нами! Они написали это письмо и послали тебе через Милоша. Не предавал я тебя, с поля боя не сойду живым. Пусть Милош ответит, откуда письмо у него? От нехристей этих небось?
Ничего не ответил Милош, лишь поклялся опять он убить султана. Снова прогнал его Лазарь с глаз своих, но не теряет надежды князь Београдский. Идет он к Юговичам и подзывает к себе Божко, младшего.
– Веришь ли ты мне, Божко Югович?
– Верю, князь. Ты как брат мне – как могу я не верить?
– Тогда слушай, Божко, и запоминай, хоть это и странно. Завтра мы сперва верх будем брать, но потом турки начнут одолевать нас. Отец твой и братья погибнут – вечная им память. Но ты, младший Югович, ты останешься дольше других. Господом нашим тебя заклинаю – не спускай глаз с царя, не давай ему вперед выезжать. Мало ли что? Вдруг конь его в яму провалится? Не должен царь попасть в лапы к нехристям. Сделаешь?
– Сделаю, брат. Как не сделать? Будет царь в целости и сохранности. На шаг от него не отойду, покуда живой.
* * *
Снова Милош Обилич с вопросом:
«Так, Иване, побратим любимый,
а скажи мне, где шатер Мурата?
Я поклялся нынче Лазарь-князю,
что зарежу самого Мурата
и на глотку наступлю ногою».
Но Косанчич говорит на это:
«Ты в уме ли, побратим любимый!
Ведь шатер тот сильного Мурата
посредине табора поставлен;
если б крылья ты имел сокольи,
если б рухнул из ясного неба,
твое мясо перья б не подняли».
Взошло солнце красное. Началась снова битва великая. Столкнулись два войска могучих. Железо входит в плоть живую, ломаются древки, звенят щиты, ржут кони. Видов день станет самым великим днем Сербии. Выезжает князь Милош на поле. Горят глаза его огнем, сияет меч острый на солнце – худо будет врагам. А сам думает: «Нет, Баязид, поспорим мы с твоею судьбою. Негоже князю Београдскому оружие пред нехристями складывать. Быть мне проклятому вовеки, если не вырву победы у врагов наших. Руки отрубят – так зубами вырву». Дерется Милош отчаянно, хочет пробиться к шатру султанову, да не может турок одолеть – слишком много их. Тут бросает он взгляд по левую руку и видит – тронулись верблюды вперед. Не послушал Якуб ни брата своего, ни отца. Осеняет тут князя Милоша. Кличет он конников своих, говорит им: