Балтиморская матрёшка

Тропов Иван

— Или заражены, но не тем, чем старые… Чем–то сложнее…

— Батыюшка, кончай! — воскликнул Лис. — Зомбирование… Тебе же объяснили, что это была американская деза, а в играх ничего такого нет, и быть не может! Сам подумай, как что–то такое сложное можно встроить в игру! Бред это все!

Батый мрачно посмотрел на Лиса:

— Кто–то убеждал Туза, что очень даже возможно.

— Ой, ну я тебя прошу! Не надо быть таким доверчивым, Батыюшка. На заборе знаешь, что было написано? А за забором — дрова.

Но Батый продолжал мрачно глядеть

на Лиса. Лишь прокомментировал:

— Задачка на логику: можно ли верить человеку, который утверждает, что он лжец?

— Ох, Батый… — Я покрутил головой. — В жизни все проще. Если американцы что–то прознали про эту базу, то они бы просто прислали сюда шпиона, чтобы он все развалил здесь… Запутал процесс исследований. Или убедил в том, чего нет… Создал видимость, будто в игры что–то такое вшито. Чтобы направить наши усилия по тупиковому пути.

— А надежнее всего, — заметил Лис, — если этот шпион — сам служит тем, кто должен шпионов разоблачать…

— Или даже главой этих разоблачителей, — кивнул я. — Батый, тебе не кажется, что у нас есть куда более реальная проблема, чем выдумывать какие–то невероятные хитрости?

— Может быть, — вежливо сказал Батый. — И все–таки… Мне кажется, они опять чего–то не договаривают…

— Они? — встрепенулся Лис. Поднял бровь, как гончая поднимает ухо: — Ты сказал — они?

— И Перископ, и психолог… — медленно проговорил Батый, скорее самому себе. — Они… — Он морщился, напряженно пытаясь решить что–то.

— О–о–о! — простонал Лис, — Ну вот! Уже началось! Там гонялись за врагами стаи, бунт устроили, — и вот! Полюбуйтесь! Теперь и этому враги всюду мерещатся!

— Лис! — сказал я.

— Ладно, ладно… Молчу. Но честное слово! То у него предчувствия, что все кончится плохо… А теперь уже подозревает кого–то в чем–то!

— А ты разве не заметил, как изменился Перископ? — спросил Батый. — Будто другой человек. Ни разу над тобой не подшутил.

— Надо мной?.. — Лис выпятил челюсть. — Подшутил?.. Я заметил, Батыюшка, что это как раз тебя как подменили. Недоверие, подозрительность, сплошные вопросы и хитроумные построения… Кстати, Батый! — Лис изобразил суровый взгляд прокурора: — Мы когда шли мимо Шамана, ты шел последним. Прикрывал нас своей широкой спиной и большой головой. Что бы там ни было у Шамана присобачено к планшетке, ты должен был словить самую большую дозу. Скажи мне, дружок: ты ничего такого… м–м… странного в себе не чувствуешь?

КЛАЦ!

В прихожей нашей каюты, уже по эту сторону двери…

Мы вскочили — но ничего не успели сделать. Тут же вырубился свет.

* * *

Когда мы пришли в себя, выяснилось, что это всего лишь отбой. Все как и раньше.

Только дверь каюты теперь запиралась. Это магниты в запоре клацнули. И изнутри не открыть, пока сам не отопрется.

Впрочем, был и плюс — в душевой был выключатель, и лампы работали даже ночью…

Утром Перископ привел нас в медзону. Большой круглый холл, от которого

разбегается дюжина коридоров, — по совместительству это был актовый зал. В центре холла кафедра, вокруг нее полсотни кресел.

На кафедре сейчас высилась турель. Крупнее тех, которые мы уже видели. Сразу с тремя пулеметами.

— Ждите здесь, вас вызовут, — и Перископ ушел.

Ждите…

Я огляделся по сторонам. Лис тоже нервно озирался. Когда мы шли сюда, на одном из перекрестков мне показалось, что мелькнул Шаман…

И кажется, кое–чего он уже добился. Батыя как подменили. Хмурый, он что–то напряженно обдумывал. С утра ни словечка не произнес. И еще…

Я резко обернулся к нему, едва краем глаза заметил, как он искоса глядит на меня. Но он тут же отвел взгляд. И это было уже не в первый раз. Странно…

Или это мне кажется? Пуганая ворона куста боится?

И все–таки Батый был не в себе. Сидел напряженный, чем–то озабоченный.

— Батый, что с тобой?

Он оглядел нас с Лисом, прежде чем отвечать. Затем отвел взгляд и тихо пробормотал:

— Врачей боюсь…

— Ты — врачей?! — Лис аж привстал от удивления. — Да где ты их мог видеть, врачей? На вашем Медном, который дальше Камчатки, что ли? Не смеши мои бахилы!

— Во Владивостоке, в призывной комиссии. Там был зубной врач. А у меня оказались плохие зубы…

— У тебя?! — не поверил Лис. — Да они же у тебя — ровненькие и здоровые, как капкан. Хоть сталь грызи!

— Он сказал, у меня зубы мудрости пока целые, но очень плохие, слишком глубоко в десне, лучше заранее удалить. И… — Батый замолчал, почти всхлипнув.

— Что?

— Наркоз на меня почти не действовал, а зуб мудрости оказался еще хуже, чем врач думал… Корни разросшиеся и сидели очень прочно. Врач два часа… И клещами, и сверлил…

— О–хо–хо! Хватит, хватит! — замахал руками Лис, страдальчески сморщившись.

— И стачивал, и десну резал…

— Верю, верю, что плохой! — Лис чуть не хрюкал от смеха. — Избавьте меня от подробностей!

— Белкин! — рявкнуло прямо над ухом.

Мы вскочили все трое. Человек в халате подобрался к нам совершенно бесшумно!

— Который из вас?

Волоски на затылке у меня встали дыбом. Я узнал голос…

Эти холодные металлические интонации, почти неживые… В кабинете психолога? Не здешнего, а того, куда я ходил целый месяц… через темный лабиринт, в полном одиночестве…

Батый побледнел.

— Ладно, Батый, не тушуйся, — шепнул Лис и пихнул его плечом. — Тут зубного не будет. Тут разные рефлексы и психопрофили… Больно не будет!

Батый судорожно вздохнул.

— Чего ты еще?

Батый ссутулился, опустив глаза.

— Врач говорил то же самое, когда брал клещи… Что больно не будет.

Он пошел за врачом, как на веревочке бычок–двухлетка в скотобойню.

Я внимательно следил за ним, пока они не свернули.

— Мессир?..

— Лис, а ты не замечаешь в Батые ничего странного?