Балтийцы идут на штурм !
Шрифт:
Вернувшись в Харьков, я доложил о случившемся Антонову-Овсеенко. В последующей беседе с жим высказал мысль, что отряд с таким пестрым составом трудно поддается управлению, его нужно переформировать. Владимир Александрович согласился со мной. По его распоряжению балтийцы были возвращены в Петроград.
Шли последние дни 1917 года. Заснеженный Петроград казался посуровевшим и малолюдным. Зимний ветер с Финского залива забирался под бушлаты, пробирал до костей. Мы с Железняковым шагали по улицам, направляясь в Адмиралтейство. Холод заставлял нас ускорять шаг, так что к концу пути мы почти бежали.
В
В тот же день я и Железняков встретились с Дыбенко. Он занимал огромный кабинет морского министра. На письменном столе рядом с массивным чернильным прибором лежала матросская бескозырка и стоял на домятой газете железный чайник.
Дыбенко мы видели в последний раз в сентябре перед отъездом на II Всероссийский съезд Советов. С тех пор теки его заметно ввалились, а борода прибавила в длине. Но, как всегда, от него веяло энергией и решимостью.
Он рассказал, что в связи с приближением дня открытия Учредительного собрания начинают поднимать голову явные и замаскированные контрреволюционеры. Многие революционные части сейчас помогают устанавливать Советскую власть на периферии. В столице есть не совсем надежные полки, в которых враги ведут скрытую агитацию. Что касается Красной гвардии, то люди в ней, безусловно, преданные, но им не хватает воинской выучки и умения.
– Короче говоря, - сказал Дыбенко, - Совнарком решил ко дню открытия Учредительного собрания подтянуть в Питер матросские отряды. Думаю, что из Кронштадта надо взять примерно тысячу человек. Столько же даст и Гельсингфорс. Формирование отрядов поручается вам.
После разговора с Дыбенко я без промедления отправился на Финляндский вокзал, а Железняков - на Балтийский.
Прибыв в Гельсингфорс, пошел в Центробалт, который помещался теперь на бывшей царской яхте "Штандарт". Но и "Полярная звезда" по-прежнему стояла здесь же, у стенки. Новый председатель ЦКБФ Николай Измайлов встретил меня с распростертыми объятиями, сообщил, что уже знает о цели моего приезда.
– Мы это дело быстро провернем, - говорил он, улыбаясь.
– Но не обойдется без трудностей. Уже много матросов с кораблей поснимали. Но раз надо - сделаем. А ты сегодня же на заседании должен рассказать Центробалту о делах на юге, о том, как вы ударников под Белгородом били.
– Конечно, конечно, - пообещал я, - как старый член ЦКБФ, обязан отчитаться перед товарищами.
Измайлов сдержал слово - отряд гельсингфорсских моряков был сформирован в два дня. Получив оружие и небольшой запас продовольствия, мы выехали в Петроград.
Железняков со своими кронштадтцами уже был там. Его назначили комендантом Таврического дворца, в котором должно было открыться Учредительное собрание. А наш гельсингфорсский отряд разместили на Суворовском проспекте в помещении
5 января 1918 года открылось Учредительное собрание. Этого дня с нетерпением ждали явные и тайные враги революции. Они надеялись, что Учредительное собрание сумеет отстранить от власти большевиков и ликвидировать их завоевания.
К этому времени активизировались контрреволюционные подпольные организации. Было совершено покушение на Владимира Ильича Ленина. Ехавший вместе с ним в автомобиле швейцарский социал-демократ Платтен прикрыл собой Ленина и сам был ранен...
Пока делегаты Учредительного собрания съезжались в Таврический дворец, на улицы города вышли недовольные Советской властью чиновники, лавочники, адвокаты, гимназисты, переодетые офицеры и юнкера. Эсеровские агитаторы пытались вывести из казарм Преображенский и Семеновский полки. Враги Советов, брюзжащие обыватели собирались в колонны под лозунгом: "Да здравствует Учредительное собрание!"
Мы получили приказ усилить патрулирование улиц, не допустить демонстрантов ни к Смольному, ни к Таврическому дворцу, задерживать все автомобили без пропусков, обыскивать подозрительных и отбирать оружие.
Я находился в здании училища, когда связной-матрос прибежал с сообщением, что со стороны Литейного проспекта к Таврическому дворцу идут демонстранты. Захватив на подмогу часть матросов, я поспешил к головным дозорам своего отряда. Подоспели вовремя. Колонна была уже совсем близко. Строго говоря, назвать это сборище колонной можно было с большой натяжкой. Чувствовалось, что эти люди не привыкли к сплоченности, не умеют ходить в строю. В жидковатых рядах не было и намека на равнение. Но главное не в этом. Разглядывая лица демонстрантов, я не заметил в них той решимости, которую видел во время рабочих манифестаций. Мне вспомнились февральские дни 1917 года. Мы шли тогда безоружные против конных и пеших городовых, прорывались сквозь их ряды, невзирая на нагайки и шашки, не боясь смерти...
А эти выглядели совсем по-иному - боязливыми и нерешительными. Правда, среди них попадались и люди с военной выправкой, сурово и зорко поглядывавшие на матросов. В оттопыренных карманах их пальто угадывались припрятанные револьверы. Но таких было мало.
Видя, что перегородившие улицу матросы вскинули винтовки, колонна остановилась. Я вышел вперед и предложил тихо и мирно разойтись по домам. В ответ послышались озлобленные крики. Постепенно задние ряды стали напирать на стоявших впереди. Нечто организованное превратилось в толпу.
Я приказал дать несколько выстрелов поверх голов. Эффект был поразительный - демонстрантов как ветром сдуло. На мостовой остались лишь плакаты и калоши. Матросы от души смеялись, наблюдая бегство приверженцев Учредительного собрания, в зале которого в это время происходили знаменательные события. Большевики предложили делегатам утвердить декреты Советской власти - декреты, в которых были выражены мысли и чаяния миллионов людей. Но Учредительное собрание отклонило их.
Тогда представитель фракции большевиков объявил, что собрание не оправдало доверия народа и поэтому большевики покидают заседание.