Бананы и Лимоны
Шрифт:
— Антрэ! — ответили им. — Войдите!
Петя ступил на порог и оторопел.
За столом вместе с Мишелем и Андерсом сидели его родители.
— А вот и они! — весело сказал Андерс.
— Гарсон, еще три стакана чаю! — подхватил Мишель. Стол был немедленно придвинут к кровати, Мишель сходил к соседям за стаканами, Андерс заварил свежий чай.
Обстановка была веселой и непринужденной. Но Петя уже на пороге понял, что что-то случилось. В комнате был идеальный порядок — постели убраны, тумбочки застелены салфетками. Но на тумбочках ничего не было.
Мишель рассказывал для всех что-то веселое, про какого-то доктора в их институтской клинике, но Петя никак не мог добраться до сути. Мысли его были совсем о другом.
«Зачем они едут? — думал он. — Ведь их схватят прямо у трапа самолета».
И он вдруг впервые подумал о том, что, может быть, завтра — может быть, уже завтра к вечеру! — их не станет. Не будет Мишеля и Андерса! Пятого и шестого врача республики! Не будет совсем!
Мысль эта была такой страшной и нестерпимой, а Мишель с Андерсом так веселились, что Петя отошел к окну и заплакал. Он плакал тихо, стараясь сдерживать рыдания, но от этого плечи его тряслись еще сильнее, и то, что он плачет, было видно всем.
Смех и разговор в комнате сразу же утихли. Только дзенькала в чьем-то стакане ложечка.
— Мы пойдем, пожалуй, — сказал наконец папа. — Петя, пошли.
Сзади к нему подошел Мишель и дотронулся до его плеча.
— Не унывайте, Петя. Мы еще увидимся. Самолет завтра утром в семь.
Не оглядываясь на Мишеля и Андерса, а так же на членов своей делегации, Петя надел пальто и вышел.
На улице он пошел на несколько шагов впереди своих родителей. Ему казалось, что в том, как все обернулось, есть и их вина.
Но родители его догнали. Они ни о чем не спрашивали. Тогда спросил он:
— Зачем они едут? Неужели вы не могли их отговорить?
— Отговорить?… — переспросил папа. — Мы и не пробовали. Пожалуй, Петя, им иначе нельзя. Они едут на свою родину. Поверь, о смерти они меньше всего думают, и нам не надо думать о ней. Они едут не умирать, а сражаться. Народ не так просто сломить.
Морозное утро
На дальнем конце взлетного поля ревели турбины. Каждые пять минут где-то там, на краю аэродрома, взлетал самолет.
Было морозно, и вдобавок по черному асфальту гуляла поземка. От пронзительного света прожекторов, стоявших на здании аэропорта, казалось, было еще холодней.
Петина мама подошла к Мишелю и отогнула наушники на его шапке. То же она хотела сделать и с Андерсом, но не успела.
— Спасибо, — сказал он. — Я сам.
— Теперь уже не долго носить эту прелестную Шапку, — сказал Мишель, пристукивая ногами. У нас в Африке сейчас тепло.
— У нас в Африке сейчас, возможно, сорок градусов, — сказал Андерс. — Пожалуй, мы эти пальто и шапки оставим в Европе.
— А вы сначала в Европу? —
— Да, мы с пересадкой в Париже.
— А дальше?
— А дальше?… Нам придется пробираться на родину через другие страны. Но сегодня, извините, уже нужна конспирация.
Андерс грустно улыбнулся.
— Да-да, я понимаю, — закивал Леша Копейкин, — это секрет.
Петя воскликнул:
— А вон Аким Макарыч идет!
Действительно, к ним приближался сильно озабоченный Аким Макарыч.
— Друзья, — сказал он, даже позабыв поздороваться, — я одобряю ваше решение!.. Вы истинные патриоты! То, что задумали эти преступники, нельзя допустить!.. Где ваш самолет?
— Вот наша «Каравелла», — сказал Мишель. — Она заправляется.
Невдалеке, облепленный со всех сторон машинами, стоял серебряный лайнер.
— В таком случае, — сказал Аким Макарыч, — я побегу в буфет купить вам бутербродов в дорогу!
Мишель и Андерс засмеялись.
— Не надо, пожалейте нас, ради бога, не надо!..
Петин папа сказал:
— Наша мама всю ночь пекла пирожки.
Петя стоял рядом с Мишелем и все еще на что-то надеялся. Разговоры о погоде и о пирожках казались ему пустой тратой времени, которое вдруг стало так дорого. Ему казалось, что за эти оставшиеся минуты еще можно что-то успеть. Но что? Может быть, кто-нибудь принесет хорошие вести?… И он, как за последнюю надежду, цеплялся за появление каждого нового человека. Он воскликнул:
— А вон Алиса идет!
Алиса тихонько подошла, поздоровалась еле слышным голосом и встала в сторонке. Было ясно, что от нее ничего не зависело.
«Где же Василий? — думал Петя. — Вот он-то, наверное, что-нибудь придумает!»
Подходили студенты — однокурсники Мишеля и Андерса, соседи по общежитию. Пришел профессор, с которым Петя познакомился в институте. Вокруг негров становилось все оживленнее. И вот уже шутки посыпались, юмористические советы. Двое студентов, стараясь согреться, стали играть в «петушиный бой».
Мишель, обхватив Петю за плечи, наклонился к нему и сказал:
— Петя, мы ведь достаточно друг друга знаем. Давайте будем на «ты».
— Давайте, — сказал Петя. — Я с удовольствием! Только я не сразу привыкну…
Но тут он понял, что привыкать совсем не осталось времени. Он потупился.
— Петя, — сказал Мишель, — ты, пожалуйста, не унывай…
— Мишель, — сказал Петя, — ты знаешь что… ты возвращайся…
Он понял, как это безнадежно звучало, но что он мог еще сказать или попросить?
Посадку объявили сначала по-русски: «Граждане пассажиры…», а затем по-французски: «Мадам, месье…». Петю оттеснили от Мишеля и Андерса, потому что всем хотелось их обнять на прощание. Шапки на них сбились, шарфы висели поверх пальто, поэтому, когда пришла мамина очередь прощаться, то она прежде всего все на них поправила.
— Мишель, — сказала она. — Андерс. Что бы с вами не случилось, как бы ни было трудно, знайте, что мы сердцем с вами.
— Жаль, что только сердцем, — сказал папа.