Банда - 2
Шрифт:
– Вот так, Паша, - горестно проговорил Шаланда, с трудом ворочая языком.
– Что произошло?
– Мы его допрашивали...
– А он?
– Сначала ничего, а потом, вроде как засобирался куда-то. Мы, конечно, возражали, но он нас не послушался.
– Ты все сделал, что я тебе советовал?
– Все, Паша, в точности, все твои указания мы выполнили, - в голосе Шаланды была не только горестность, но и лукавство. Дескать, не одни мы виноваты, и ты, Паша, нам кое-что советовал.
– Сколько человек ввел в кабинет?
– Я вошел, со мной
– А я сказал - пятеро. Я был прав?
– Да, Паша, как всегда.
– Почему не послушал?
– По глупости, Паша, по самонадеянности. Происшедшее, видимо, произвело на Шаланду столь гнетущее впечатление, что он забыл о своих обидах, о своем неуправляемом самолюбии.
– Ты был прав, Паша, - повторил Шаланда, кисло улыбаясь и растерянно оглядывая свой разгромленный кабинет.
– А ты?
– резко повернулся к нему Пафнутьев.
– - А л не прав... Как всегда, - Шаланда опять попытался улыбнуться, но перекошенная щека придала ему столь горестное выражение, что Пафнутьев сжалился.
– Ладно, рассказывай.
– Ты все знаешь, Паша... Все получилось так, как ты сказал по телефону. Когда мы с дежурным вошли, нас оказалось трое... Как ты и посоветовал, я остановился в дверях, а дежурный блокировал окно...
– А на фига было его блокировать, если оно забрано решеткой из арматурной проволоки?
– Ты же сам сказал, Паша, - ответил Шаланда с уже привычной обидой. Значит, начал приходить в себя.
– Допрос вел капитан Космынин...
– Где он?
– Мы отвезли его домой.
– Ясно, - вздохнул Пафнутьев.
– Дальше.
– Когда этот тип увидел у меня в руках наручники... С ним что-то произошло... Паша, с ним случилось что-то совершенно невероятное... На стуле сидел спокойный молодой человек, скромно так, достойно держался... Посмеивался, рассказывал, с кем подрался, из-за чего... Тот о его маме сказал нехорошее... Как я понимаю, по матушке его послал... А этот тип по глупости все отнес к своей маме... В общем, понимаешь. И вот я вхожу с наручниками, и он на моих глазах превращается в какое-то дикое чудовище.
– А где дежурный, с которым ты вошел?
– В туалете... Примочки делает. Наверно, ему придется недельку-вторую на больничном побыть... У него такой вид, что его можно только в ночные засады посылать.
– Почему?
– Чтобы люди его не видели, чтобы дети не пугались, - Шаланда опять скривился в страдальческой улыбке.
– Значит, вы вошли в кабинет, постояли, потом ты вынул из кармана наручники.
– Да, все так и было. Я, честно говоря, вначале подумал, что ты слегка паникуешь, когда сказал, чтоб мы входили числом не менее пяти... Паша, это не человек. Это зверь. Это самый настоящий зверь. Я так говорю не потому, что сравниваю его со зверем, нет, я не сравниваю. Он действительно, в самом полном и прямом смысле слова зверь.
– Значит, это был он, - проговорил Пафнутьев.
– Протокол хотя бы успели составить?
– Успели, - печально кивнул Шаланда.
– Он его подписал?
– Подписал... Но он взял протокол с собой.
– -
– - Когда этот тип уходил, он взял протокол допроса с собой, - пояснил Шаланда, маясь от позорных пояснений.
– Вы не возражали?
– Мы возражали, но он нас не послушал. Я сам сказал ему, чтоб он не трогал бумаг...
– А он?
– А он мне вот сюда, - Шаланда показал на щеку, которая за время их разговора увеличилась вдвое.
– Он сказал как его зовут?
– Сказал... Амон.
– Омон?
– удивился Пафнутьев.
– Паша, А! Амон.
– Дальше.
– Как только он увидел наручники... Взрыв. Понял? С ним произошел взрыв. Помню, что он вскочил, вдруг вижу - на капитана, вроде как сам по себе опрокидывается стол, стул летит в окно, но там решетка и он вместе с битым стеклом падает на пол... Потом оказалось, что я все это наблюдаю, лежа вон в том углу... Когда он начал бумаги собирать, я сказал ему, строго так сказал, чтоб он не смел этого делать.
– А он?
– Ногой в скулу, - пожаловался Шаланда.
– И унес протокол с собой.
– Хорошо, что он тебя не захватил... А ведь мог.
– На кой я ему?
– Заложником. Как заложник, ты очень даже неплох. Без пищи месяц можешь. Продержаться. На подкожном жиру.
– Обижаешь, Паша.
– Неужели достал?
– рассмеялся Пафнутьев.
– Ладно, Паша. Замнем. Как ты думаешь, что он сейчас сделает? Как поступит?
– Ляжет на дно. Постарается выехать... А скорее всего... Завтра утром жди - в сводке происшествий обязательно будет угон машины с тяжкими последствиями для владельца.
– Ты думаешь?
– А ты?
– Ладно, Паша. Остановись. Потоптался по мне и хватит. Побереги силы. Жизнь продолжается. А то, я смотрю, ты был настроен на легкое решение... Позвонил Шаланда - иди, Паша, забирай своего опасного. Ни фига. И тебе попотеть придется. Ишь, какой шустрый!
– Шаланда немного оправился от шока, нащупал довод, который, если и не оправдывал полностью, то позволял вести себя с достоинством.
– Ладно, Шаланда... Выздоравливай, - Пафнутьев похлопал майора по плечу.
– Все хорошо кончилось. Могло произойти и худшее. Поправятся твои ребята, вспомнят подробности... Теперь он засветился. Вы его видели, узнаете в случае чего... Напиши подробный словесный портрет. Сделаешь?
– Распишу. Уж я его распишу... До родинок под мышкой.
– Родинки, может, и не стоит, а вот все остальное - ты уж поднатужься. Когда поймаю твоего Амона - приглашу. Пойду на нарушение - позволю тебе съездить его по морде. Не откажешься?
– Не откажусь, - ответил Шаланда, сосредоточенно глядя в угол разгромленного кабинета.
– Ох, не откажусь, Паша. Всю душу вложу.
***
Сысцов сидел под громадной липой, в плетеном кресле, закутавшись в мягкий свитер и расслабленно наблюдал, как медленно и одиноко падают один за другим желтые листья. "Скоро зима, - думал он, - скоро зима..." У ног его, прямо в листьях, стояла открытая бутылка, в руке он держал тонкий стакан с густым красным вином.