Банда 3
Шрифт:
— А мне позволишь воспользоваться микрофоном?
— Хочешь выступить перед моим коллективом?
— Нет, перед своим.
— Даже так, — усмехнулся Анцыферов, ожидая, видимо, какого-то развлечения. — Ну что ж... Валяй, Паша, выступай, — и он протянул ему микрофон на маленькой подставке, щелкнув кнопкой.
— Могу начинать? — спросил Пафнутьев.
— Да, Паша, ты в эфире.
Пафнутьев взял микрофон с некоторой опаской, взглянув на экран, который показывал вид ресторана с улицы, подмигнул Анцыферову, сейчас я, дескать, такое выдам, ты просто обхохочешься, на меня глядя.
— Внимание, —
Анцыферов смотрел на Пафнутьева со смешанным чувством — и ужас можно было различить на его лице, и недоумение, и усмешку, впрочем, усмешки было совсем немного.
— Что происходит, Паша?
— Оперативно-следственные мероприятия.
— Цель?
— Раскрытие преступления. Как всегда, Леонард, как всегда.
— Почему здесь, в моем кабинете?
— Мне показалось, что так будет лучше. Побледневший Анцыферов оцепенело смотрел на экран — он видел, как несколько человек направляются ко входу в ресторан. Вот они приблизились, уже можно было различить их лица, и тут же они исчезли из поля зрения. Теперь шли другие — мужчина с женщиной, видимо, взятые понятыми из стоявшей вокруг толпы, и два оперативника.
— Обыск? — спросил Анцыферов.
— Возможно...
— Что будешь искать?
— Ничего. Я уже все нашел.
Анцыферов, видимо, хотел спросить, что именно нашел Пафнутьев, но не успел — дверь открылась и в нее вошел Худолей бледный, спокойный, трезвый. Не было в нем огня, порывистости, азарта охотника. Сник Худолей, сник. Потоптавшись у двери, сел на стул, сумку свою поставил у ног, руки положил на колени и скорбно уставился на Пафнутьева, ожидая дальнейших указаний.
— Как жизнь, Худолей? — с подъемом спросил Пафнутьев.
— Спасибо, — смиренно ответил тот и опустил глаза. — Не жалуюсь.
— Здоровье? — напористо продолжал допытываться Пафнутьев.
— Очень хорошо себя чувствую.
— Что-нибудь беспокоит?
— Воспоминания, Паша...
— О чем? — удивился Пафнутьев.
— О тех счастливых временах, когда я мог себе позволить выпить рюмку водки, стакан вина, бутылку самогонки... Все в прошлом, Паша. Все в прошлом.
— Наверстаешь, — жестковато сказал Анцыферов, который хорошо помнил слабости эксперта еще по работе в прокуратуре.
— Ха! — безутешно произнес Худолей. — А вы знаете?, Леонард Леонидович, сколько лет действует торпеда, если она окажется в вашей жопе?
— Не интересовался, — отрезал Анцыферов и чуть вздрогнул, когда дверь резко открылась и на пороге появились оперативники с понятыми. Последним вошел Дубовик. Сначала показался его пылающий как фонарь светофора нос, налитый неведомой жизненной силой, потом появилась и сама физиономия — сероватая, тусклая, будто все краски, положенные лицу, захватил один только нос, ничего не оставив
— Докладываю обстановку, — заговорил Пафнутьев, убедившись, что все, кому положено, пришли. — Мы находимся в кабинете владельца ресторана Анцыферова Леонарда Леонидовича. Вот и он сам. Полтора часа назад совершено убийство. В общих чертах вам известно, как это произошло. Задача заключается в следующем... Необходимо осмотреть кабинет...
— Другими словами — обыск? — спросил Анцыферов.
— Для обыска требуется ордер прокурора, как вам известно, — улыбнулся Пафнутьев. — Поэтому употребляю слово осмотр.
— Но суть остается?
— Разумеется, — кивнул Пафнутьев. — Продолжаю... Необходимо осмотреть кабинет и изъять вещи, которые могут оказаться полезными для раскрытия преступления. Эксперт заснимет процесс осмотра, наши поиски и находки.
— Я возражаю! — Анцыферов вскинул подбородок.
— Сколько угодно, — ответил Пафнутьев. — Ты, Леонард, возражаешь только потому, что я не закончил говорить. Когда закончу, свои возражения снимешь.
— Ты уверен?
— Да. И понятые подпишут протокол, в котором будет сказано и о возражениях, и о том, что возражения снимаешь, — Пафнутьев посмотрел в упор на Дубовика, давая понять, что протокол со всеми подробностями лежит на нем. Дубовик понимающе кивнул. — Продолжаю. По предварительным данным, один посетитель ресторана убит, второй в тяжелом состоянии отправлен в больницу, двое его верных товарищей сбежали. Присутствующий здесь Анцыферов утверждает, что людей этих он не знает, никогда не видел, никаких дел с ними не имел. Я правильно излагаю? — повернулся Пафнутьев к хозяину кабинета.
— Не считая издевки, все правильно.
— Издевку в протокол не вносить, — сказал Пафнутьев Дубовику. — Хозяин возражает. Продолжаю. В этом шкафу, — Пафнутьев показал рукой за спину, — висит пальто господина Анцыферова. Нежно-розового цвета. Кроме того, висят еще пальто, тоже хорошие, а также кожаная куртка. Полагаю, что тут разделись гости господина Анцыферова, те самые, на которых совершено нападение. Внимательно осмотреть все карманы, тайные и явные, ни одна пылинка не должна пройти мимо вашего внимания. Надеюсь, господин Анцыферов не будет утверждать, что весь этот гардероб принадлежит ему лично.
Анцыферов сидел, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотник, и, кажется, готов был свалиться в обморок.
— Понятые, бдительные и беспощадные, остаются на местах. Дубовик пишет протокол, оперативники приступают к работе, — Пафнутьев поднялся. — Господин Анцыферов, прошу положить на стол содержимое ваших карманов. Меня интересуют блокноты, записи и прочие свидетельства вашей интимной жизни. Только в этом случае я обещаю самое благожелательное, щадящее отношение в будущем, — добавил Пафнутьев, заметив, что Анцыферов собирается возразить. — Не надо ничего говорить, Леонард. Просто делай то, что тебе говорят. Я же знаю, что ты здесь человек подневольный. И потому всегда сможешь оправдаться перед ними, — Пафнутьев кивнул в сторону шкафа, возле которого уже стояли оперативники, готовые действовать.