Банда 5 (сборник)
Шрифт:
– И тридцатку на такси?
– Да, отвалила она мне тридцать целковых.
– А лиры куда девала?
– У нее же этот прихвостень... Татулин. Он и сбывал... А о снимках я знала. Лариске не говорила, Гале тоже, Наташка вообще... У меня с Ирусиком быстро дело до снимков дошло. Сумасшедший случай – подружилась с французом... в один из наших вечеров. Причем всерьез, о женитьбе разговоры вели... Он в Москве при какой-то комиссии по торговле... Но это неважно. С Ирусиком я встречаться перестала. Ни к чему. И кутежи ее, и пьянки даровые, и ухажеры с лакированными ногтями – все это мне уже было ни к чему. И что вы думаете – находит меня. Издалека начинает,
– Зина, почему Селиванова покончила с собой?
– До снимков дело дошло. И вся недолга. Снимочек ей Ирусик показала... Или сказала, что есть такой. Девчонка, она и есть девчонка... Много ли ей надо... Слишком уж наряды она любила – этим и купила ее Ирусик. Наверное, бывает в жизни каждой бабы период, когда кажется, что наряды – это очень важно... Вот в это время и повстречала Наташка нашу мадам.
– А что за человек – Равская?
– Послушайте, товарищ... Я еще могу вас так называть? После всего, что мы вам рассказали о ней, спрашивать, что она за человек, – непрофессионально.
– Вообще-то, да, – смутился Демин. – Тут вы меня подсекли. Тем более что я имел честь быть у нее дома, беседовали, кофе пили...
– Неужели угостила? – изумилась Лариса.
– Что, на нее не похоже?
– О чем вы говорите! Чтобы она хоть раз за такси заплатила, за троллейбус... Да ни в жизнь! В кафе с ней зайдешь, она же и затащит, выпьешь стакан какой-нибудь бурды с кренделем – Ирусик торопится побыстрее все в себя запихнуть – и шасть в туалет. А ты расплачивайся. Ну, раз сошло, второй раз, а потом даже интересно стало... Ведь речь идет о двадцати-тридцати копейках! И вот сидишь, смакуешь этот так называемый кофе и наблюдаешь, как она давится, обжигается, чтоб быстрее закончить...
– Я однажды опыт провела, – улыбнулась Зина не без гордости. – Зашли мы в какую-то кафешку, взяли по стакану уж не помню чего, я вообще пить не стала. Сделала вид, что хочу по своим делам выйти. Так что вы думаете – бедный Ирусик схватила несчастный пряник, сунула его куда-то чуть ли не под мышку и успела все-таки раньше меня в уборную проскочить. Я за ней. Вхожу, а она у зеркала скучает, сигаретку в пальцах мнет... Надо понимать, дожидается, пока я расплачусь... Такой человек наш Ирусик. А вот и она...
По проходу между столами быстро и растревоженно шла Равская в брюках и пушистом свитере с сумочкой под мышкой. Когда она подошла к столику, Демин оказался сидящим к ней спиной, но едва обернулся, привстал, предлагая ей сесть, Равская отшатнулась от него, как от чего-то совершенно невозможного, кошмарного. Демин просто не мог не заметить, как судорожно дернулась ее рука, прижимая к себе сумочку.
–
– Я смотрю, вы всерьез заинтересовались... моим окружением? – Она поощрительно улыбнулась, хотела было поставить сумку на стол, но та оказалась слишком велика, и Равская, отодвинув штору у окна, пристроила сумку на подоконник. Прищурившись от сигаретного дыма, она игриво посмотрела на Демина. – Мне кажется, вы хотите что-то сказать?
– Не сидеть же нам молча, уж коли мы встретились столь неожиданно в столь неожиданном месте, – усмехнулся Демин. – Ирина Андреевна, если не ошибаюсь, я сижу как раз на том месте, где должна была сидеть Селиванова?
– Селиванова? Ах, вы об этой бедной девочке... По-моему, она как-то была здесь, Зина, ты не помнишь?
– Кажется, была, – ответила Зина. Демин поразился происшедшей в ней перемене. Рядом с Равской она явно присмирела. Было ясно, что Равская крепко держала их в руках, с каждой из женщин она встретилась взглядом, и каждой будто отдала молчаливый приказ – молчите, будьте осторожны, не болтайте лишнего. Только что за столом все были равноправными собеседниками. Даже Галя, которая и обронила-то два-три слова. Теперь же и Зина, и Лариса, и Галя как бы отодвинулись, и за столом остались двое – Равская и Демин. Он понял, что предстоит нелегкая задача подавить властность Равской, показать женщинам ее уязвимость, показать, что за ее уверенностью нет ничего, кроме наглости. Демин осторожно посмотрел в сторону выхода и удовлетворенно опустил глаза. Он увидел Кувакина. В глубине вестибюля мелькнула милицейская форма. Значит, все в порядке.
– Я смотрю, вы все никак не соберетесь рассказать нам что-нибудь интересное. – Равская вызывающе посмотрела на Демина. – Тогда я, пожалуй, воспользуюсь этой маленькой заминкой и схожу приведу себя в порядок. С дамами вы уже познакомились, скучать, надеюсь, не будете.
Равская поднялась, одернула свитер, смахнула с него невидимую пылинку, протянула руку к сумке. И мгновенно, за какую-то секунду, побледнела, увидев, что сумку взял с подоконника Демин.
– Вы хотите поухаживать за мной? – улыбнулась Равская. – С вашей стороны это очень мило!
Демин не мог не отдать должное ее самообладанию. Совершенно серое под косметикой лицо, серые перламутровые губы, судорожно пульсирующая жилка на шее и непосредственная, может быть, даже обворожительная улыбка.
– Нет, сегодня мне не до ухаживаний, – ответил Демин. – Просто я хочу посмотреть, что у вас в сумочке.
– Вы имеете на это право?
– Да.
– Право сильного?
– Как вам угодно.
– Что ж, валяйте, – со вкусом произнесла последнее слово Равская. – Благородный потрошитель женских сумочек... Я сейчас...
И, резко поднявшись, она пошла по проходу между столиками. Равская шла чуть быстрее, чем требовалось. Впрочем, это можно было объяснить ее раздраженным состоянием.
– Ирина Андреевна! – окликнул ее Демин, но Равская, лишь обернувшись на секунду, сделала успокаивающий жест. Мол, не беспокойтесь, я сейчас вернусь. Она остановилась метра за три до стеклянных дверей – за ними, сложив руки за спиной, стоял Кувакин. Равская несколько мгновений молча, исподлобья рассматривала его улыбающееся лицо, потом повернулась и пошла к столику. Решительно села. Зло посмотрела на Демина.