Банда отпетых дизайнеров
Шрифт:
– Любо-овница? – в веселом изумлении повторил Андрюха.
А Люся почему-то покраснела до слез:
– Да ладно вам! Какая у нашего шефа могла быть любовница?
Она обиделась так, словно наш шеф был ангелом во плоти, а я его бессовестно оговорила.
– Уж не знаю, какая она там была, – язвительно ответила я. – Я ее не видела!
Тут Трошкина вдруг щелкнула пальцами, как испанская танцовщица. Все сразу же посмотрели на нее, а она смутилась, спрятала руки за спину и невнятно пробормотала:
– Нет-нет, я так, ничего.
Я насторожилась. Этот победный щелчок пальцами был мне памятен еще
– Ка-та-стро-фа! – по слогам прошептал Стасик Макаров.
В отличие от Люси, он сделался бледен.
«А прикольно они с Люсиндой смотрятся рядом, да? – некстати оживился мой внутренний голос. – Физиономии у обоих вытянутые, только одна белая, а другая красная. Сел бы между ними кто-нибудь с синим лицом, получился бы настоящий триколор! Впрочем, те, у кого лица синие, как правило, лежат. Вот Елена Яковлевна Цибулькина, например».
– Цыц! – сказала я своему внутреннему треплу и требовательно посмотрела на Алку.
– А я что? Я молчу! – надулась она.
– А ты не молчи! Плохо тебе, голова закружилась – так и скажи: хочу, мол, срочно подышать свежим воздухом! – Я дернула подружку за руку и потащила в коридор, с преувеличенной заботой поддерживая ее за плечи и приговаривая: – Держись, Алка, не падай в обморок, погоди, сейчас тебе станет лучше!
Смекнув, что я выдумала повод для срочного секретного разговора за пределами офиса, Трошкина приволакивала ноги, запрокидывала голову и тяжко стонала. Мы так вошли в роли страдалицы и ее спасительницы, что перестали лицедействовать лишь на лестнице, и то только после того, как какая-то добросердечная тетушка из соседней конторы спросила, не вызвать ли «Скорую».
– Нет-нет, не надо «Скорую»! Я сама вылечусь! Я вообще-то вполне здоровая! – немедленно взбодрилась Алка, которая с детства панически боится уколов.
– Головокружение, да? Видно, день сегодня такой, крайне неблагоприятный по геофизическим факторам! – заумно посетовала сердобольная женщина.
– Точно, погода меняется, к вечеру грозу обещали, – поддакнула я, только чтобы она отстала.
– Гипертоникам сейчас особенно тяжко приходится, – сказала разговорчивая тетка. – Только час назад Веру Васильну прямо с поста увезли!
– Куда ее увезли? – машинально переспросила я, глянув через перила на первый этаж.
Стул, на которым обычно восседает наша строгая вахтерша, пустовал, стол перед ним тоже. На месте не было ни самой Веры Васильны, ни ее вечных баночек-скляночек с шестиразовым запасом домашних кормов на весь день.
В свете последних событий мне почему-то подумалось, что вахтершу, как и нашего Бронича, увезли в милицию. Мысль не была лишена логики, потому что второй такой мастерицы устраивать скандалы, как Вера Васильна, я лично не знаю. Представить ее матерно орущей в подъезде было легче легкого! Однако выяснилось, что вахтершу увезла не милицейская машина, а «неотложка». С гневливой бабой случился приступ прямо на рабочем месте.
– С таким здоровьем разве можно в охране работать? – с сочувствием сказала на это добрячка Трошкина. – На пенсию надо идти, цветочки в палисаднике выращивать!
Я согласно кивнула, но вовсе не из жалости
– Жалко, что вахтершу увезли, – пробормотала Алка, когда разговорчивая тетка удалилась в свой офис.
– Гуманистка ты, Трошкина! – съехидничала я.
– При чем тут гуманизм? Я жалею, что не смогу задать ей пару вопросов!
– Каких именно?
– Я еще не сформулировала, – честно призналась подруга. – Просто вдруг подумала: интересно, а кто же та женщина, которая наняла вахтершу шпионить за Броничем? Вера Васильна сказала тебе, что это была жена шефа, но ведь Паулина Антоновна горячо отстаивает версию о непокобелимости своего супруга. В таком случае, зачем бы ей за ним следить?
– И в самом деле! – пробормотала я, немного огорченная, что это здравое рассуждение выдала не я. – Кто же та женщина?
– Вахтерша ее видела и могла бы дать нам описание ее внешности, – добавила Алка с сожалением, причина которого была мне на сей раз вполне ясна.
Ну, Бронич! Не зря Вера Васильна обозвала его своим любимым ругательством – «прохвост»! И жена у него, и любовница, и еще какая-то ревнивая баба припуталась!
– Пойдем работать, – со вздохом сказала Трошкина. – Нам же еще некролог покойному директору написать.
Я с удовольствием отметила местоимение множественного числа «нам». Оно свидетельствовало о том, что Алка не растеряла горячего желания занять вакантную редакторскую должность в нашем беспокойном агентстве. Поскольку у меня трудового энтузиазма не было и в помине, я с радостью предоставила энергичной подружке почетное право единоличного написания печального текста. Алка созвонилась с мясокомбинатскими рекламщиками, которые уже утерли слезы и засучили рукава, организуя прощанье с экс-директором и пышную тризну, и получила от них обстоятельную биографическую справку. Фактически Трошкиной досталась пустяковая работа, она просто изменила в исходном тексте время глаголов. Вместо «является видным деятелем отечественной пищевой и перерабатывающей промышленности» писала «являлся», вместо «руководит» – «руководил», и так далее. Я увлекшейся труженице пера не мешала, одобрительно поглядывала на нее через плечо и влезла с комментарием только на финише, когда Алка принялась на тот же манер править последний абзац.
– Трошкина, предложение «Под его руководством коллектив предприятия уверенно ушел в светлое будущее» звучит как дурное пророчество! – предупредила я. – Ты же не хочешь накликать массовую гибель сотрудников комбината?
– И падеж всего скота! – хихикнула, оценив свой ляп, самокритичная Трошкина.
Она постучала карандашом по зубам, рассеянно глянула на часы и спросила:
– Как ты думаешь, не пора ли позвонить Зяме? Может, он уже справился с те… с делом?
Заподозрив, что мысли о моем брате Алке навеяло упоминание о скоте, я погрозила ей пальцем и сказала: