Банда Тэккера
Шрифт:
Лео не ответил. Он посмотрел на смуглое, серьезное лицо Эдгара и отвернулся. Он держал руки в карманах пальто, так высоко подняв плечи, что голова совсем ушла в них. Он забыл, о чем Эдгар спросил его и что хотел сказать Эдгару. Он помнил только, что Эдгар о чем-то спрашивал, но не мог вспомнить, о чем. Он пошел дальше. Эдгар пошел за ним.
— Там, в конторе, вас ждут, — сказал Эдгар. — Сказать им, чтобы пришли в пятницу?
— Что? А, хорошо. Что такое в пятницу?
— Там ждут…
— Ладно, поезжайте. Завтра праздник, можете отдохнуть.
Эдгар решил больше не настаивать. Освободиться
Какое-то странное оцепенение овладело Лео. Он шел пешком потому, что ему хотелось разрядить это напряжение, и потому, что ему приятно было вдыхать прохладный вечерний воздух, и потому, что ему казалось необходимым выиграть время. Выиграть время? Для чего? Чтобы подумать. О чем подумать? О том, что делать. Но делать было нечего. Дела его кончились. Чувство, которое он испытал четыре года назад, когда Самсон Кэнди пришел к нему в гараж, снова охватило его. Он постарался заглушить это чувство и пошел дальше. Почти всю дорогу домой он шел пешком.
Он прошел вдоль трамвайной линии, сбегавшей вниз с длинного пологого холма, перешел мост, миновал спортивный стадион, прошел под эстакадой надземной железной дороги. Вверху, на холме, воздух пламенел от заходящего солнца, внизу, в котловине, было совсем черно, а дальше за эстакадой — окна магазинов бросали в темноту веселые снопы лучей.
Ощипанные индейки висели в ярко освещенном окне мясной; консервные банки с плумпудингом громоздились за стеклами закусочной, а рядом светились окна кондитерской Люсьена. Это была знаменитость Бронкса. Сильвия приходила сюда за тортом в особо торжественных случаях. Лео остановился перед витриной, вспомнил о Сильвии и подумал, что хорошо бы купить ей любимое пирожное и что даже для такой простой вещи, как еда, человеку необходимы деньги. «Когда-нибудь додумаются до того, что будут брать деньги за воздух, как теперь уже берут за воду».
В окне среди пирогов и плюшек лежала тыква. Тыква была большая и золотистая, пироги вокруг нее — коричневые, ощипанные индейки в витрине рядом — белые, банки с плумпудингом — голубые, а перед ними были рассыпаны красные ягоды клюквы.
Он может бросить бизнес и проживать оставшиеся у него деньги. Либо подыскать какое-нибудь новое дело, чтобы не скучно было. Либо сохранить свою лотерею, пустить все сбережения на то, чтобы оплатить как можно больше выигрышей, и бороться с синдикатом один на один. Либо, наконец, оставить при себе свои сбережения и вступить в синдикат. Но так или иначе, на что-то надо решиться.
Лео прошел еще немного пешком. Потом сел в трамвай и поехал домой. Вагон был почти пустой, и Лео подумал, что, должно быть, подошло обеденное время. «Едва ли кто из лотерейщиков поедет сегодня домой обедать», — подумал он и тут же вспомнил об игроках, и ему представилось, как сейчас по всему городу празднуют выигрыши, тратят вперед еще не полученные деньги, вспомнил Джо, представил себе его контору и толпу лотерейщиков, вкрадчиво выклянчивающих тэккеровские деньги, с хитрыми ужимками продающих ему свой бизнес и свою жизнь, разоряющих себя с продувным видом.
Напротив Лео сидел человек с живой индюшкой на коленях. Его красное, широкое лицо блестело, и глаза блестели, и влажные губы блестели тоже. Он, по-видимому, был слегка навеселе. Он только что в салуне выиграл
Птица была завернута в мешковину, и ее гордая голова смешно торчала из узла. Вид у нее был злой, усталый и недоуменный. Время от времени она широко разевала клюв, но не издавала ни звука. Она сидела смирно и сердито, устало и недоуменно смотрела блестящими глазами прямо перед собой и по сторонам, но ни разу не взглянула вверх, ни разу не взглянула на того, кто держал ее в руках и имел монополию на ее жизнь.
Когда она поворачивала голову, человек похлопывал по ней рукой. У него были грубые волосатые руки, но похлопывал он легонько. Его влажные губы тихо шевелились. По-видимому, он уже чувствовал во рту вкус этой усталой, сердитой, сбитой с толку птицы. Он заметил, что Лео смотрит на индюшку, и самодовольно потрепал ее по голове.
Птица втянула гордую голову в плечи.
— Сочное жаркое выйдет, — сказал человек.
Лео отвернулся. Несколько мгновений он ни о чем не думал. Потом мелькнула мысль: «Что я такое? Выброшенный из бизнеса человек». Волна тревоги захлестывала его, поднимаясь вверх по телу, билась в мозгу, душила и, наконец, отступила, оставив тело в холодной испарине.
— Я съем обе лапки и грудку, — сказал человек.
Лео улыбнулся ему, но ничего не ответил. «Чего это я так волнуюсь? — спрашивал он себя. — У меня есть еще деньги. Не заплачу никому, вот и все». Но его бизнес — вот что было для него важно. Бизнес был его собственностью. Бизнес давал ему уверенность. Если он будет проживать свои сбережения, он снова вернется к тому, что было в 1930 году: будет метаться, будет искать, искать, сходить с ума в поисках какого-нибудь надежного дела. Нет, уж лучше Джо. Он договорится с ним, Он знает, как держать его в руках. Другие этого не знают. Ну, а если ничего хорошего не выйдет, никогда не поздно уйти от них. Он поднакопит еще денег, а сам тем временем будет подыскивать для себя что-нибудь другое. Пока он будет делать деньги, новые предложения налетят на него, как мухи на мед.
Человек с индюшкой встал и пошел вдоль прохода. Он держал птицу перед собой, как на блюде. Голова индюшки высунулась вперед, и глаза сердито мигали. Казалось, она силится разглядеть, куда ее несут.
Когда Лео пришел домой, Сильвия сообщила ему, что звонил Джо.
— Я сказала, что тебя нет и ты вернешься домой к ужину.
— Так и есть, — сказал Лео. — Меня не было, и теперь я вернулся домой к ужину.
Он устало повесил пальто и шляпу в шкаф, и в эту минуту зазвонил телефон. Он думал, что это Джо, но это был Мюррей, — он сообщил об убытках за день. 39374 доллара! Лео слушал молча.
— Прямо, как обухом по голове, — сказал Мюррей.
Лео не ответил, и Мюррей молча прислушивался к тишине.
— Мне очень жаль, — тихо сказал он наконец.
Лео молча сжимал в руке трубку, и оба они с минуту прислушивались к молчанию друг друга. Потом Лео повесил трубку.
Когда он сидел на кухне, через силу глотая ужин, у дверей раздался звонок.
— Если это Джо, — сказал Лео, — вели ему подождать в передней.
— Как так? Что это ты выдумал?
— Я, кажется, ясно сказал: вели ему подождать в передней, пока я поужинаю.