Банда в белых тапочках

Кускова Алина

Василиса посмотрела на Раечку, та восхищенно таращилась на вдовца и спокойно ожидала его возвращения к столику.

Он, заметив ее взгляд, помахал рукой и закивал, мол, жди, дорогая, и кушай салат, я вот– вот вернусь.

– Финита ля комедия, – сказал Сорокин кому-то в трубку и отключился.

Василиса могла поклясться, что кто-то там сказал: «Граце» или очень похожее.

– Так я не понял, – тормозил подвыпивший амбал, – ты журналистка или нет?

– Финита ля комедия, – прошептала ему Василиса и отправилась к своему столу, растворяясь в темноте зала, наполненного музыкой и сигаретным дымом.

При всем желании тащиться за ней следом амбал не мог, он еле передвигал ногами, сидя на стуле. Так что с этой стороны опасности не было.

Со стороны Сорокина вроде тоже. Он спрятал телефон в карман и направился к Раечке.

Та заерзала, засуетилась, и Василиса подумала о том, что она могла ошибиться. Раечка казалась влюбленной. Или в этом ресторане обстановка располагала к чувственным отношениям? Очень хорошее местечко, обязательно нужно будет сходить сюда с Русланом, когда он вернется из своей опасной командировки с обезьянами.

Василиса не стала тоскливо сидеть и пялиться на счастливые лица. Раз уж она пришла, так попробует всего понемногу: и пиццу, и лазанью, и пасту в дико непроизносимом соусе. Да, жалко, что Василиса не знает итальянского языка. Наверняка разговор был очень интересным! Вот только имени Алевтина она не слышала. Сорокин не говорил и о Монти. Больше всего Василисе запомнилось имя Луиза. Кто она такая и почему о ней нужно говорить тайком от бедной Раечки, совершенно непонятно. Скорее всего, имеет право на существование версия его многоженства. Впрочем, почему многоженства?

Вполне возможно, жена у него одна, сидит в Италии и называется Луизой.

Вновь женская солидарность?! Василиса что, нанималась бегать и рассказывать приятельницам и знакомым про их двуличных кавалеров?! Она нанималась разыскать Алевтину и собирается это сделать в ближайшее время.

Пришлось, естественно, проехать за Сорокиным, присутствовать на их трогательном прощании у дома Раечки, доехать с Сорокиным до отеля… очень даже приличного отеля и вернуться домой.

Глаза Василисы закрывались от усталости и переедания, но она решительно взяла дневник преступления.

Глава 10

Про эти молодильные яблоки я не верю!

Солнце рано встало из-за сине-зеленого леса и било в окно яркими лучами, которые падали на подушку с рыжей головой. Голова недовольно ворочалась, сопела, фыркала и просыпалась.

– Ироды, – причитала Алевтина, потягиваясь, – пытка какая-то бесчеловечная! Поставить кровать у окна и не повесить занавески. Не дать возможность похищенному человеку вдоволь отоспаться. Поднимать его ни свет ни заря.

Когда я еще отосплюсь? Только в отпуске. Если когда-нибудь его получу…

Она преувеличивала. Никто ее не поднимал, холодной водой из чайника не поливал, одеяло не стягивал, потому что никого возле нее не было. Алевтину томили в комнатухе, судя по макушкам молоденьких берез, находящейся на втором этаже дома. Дом стоял вдали от человеческой цивилизации – сколько Алевтина ни смотрела в зарешеченное окно, нигде поблизости так и не увидела переполненных мусорных баков.

Комнатка раньше служила гостевой. Об этом Алевтина догадалась после тщательного ее изучения, впрочем, особо изучать там было нечего, скромная обстановка не давала разгуляться фантазии, а паутина под потолком лишний

раз намекала на заброшенность жилплощади. Это навевало грустные мысли, что Алевтину никто никогда не разыщет. Если ее ищут, конечно.

Говорят, надежда умирает последней. Ее надежда умерла фактически сразу, как только Алевтина обнаружила в комнатухе на столе записку, предлагающую ей написать честно и откровенно все, что она знала о старинном кулоне. Рядом с запиской лежали ученическая тетрадка в мелкую клетку и ручка. Алевтина хмыкнула: они не надеются, что она знает слишком много, иначе дали бы толстую тетрадь.

Сначала она решила, что похитители собираются ее мучить голодом. Но вечером случайно услышала возню под окном. Мужчина, на голове которого был, естественно, надет женский чулок, привязывал к лебедке с веревкой корзинку с продуктами. Корзинку Алевтина благополучно приняла, мужчине на макушку смачно плюнула в знак протеста… и растерялась. Корзинка не пролазила через зарешеченное окно. А из нее призывно торчали колбаса, апельсины, любимый йогурт и много чего вкусного!

– Сатрапы! – успела крикнуть Алевтина мучителю, пока тот вытирал макушку и матерился. – Провиант-то не пролазит!

– Дура! – ответил сатрап. – Бери поштучно!

Алевтина так обрадовалась подсказке, что сразу не обратила внимания на голос, который показался ей очень знакомым. Перетащила, как белка, орехи в свое дупло, водрузила продукты из корзины на стол, вздохнула и села. И только тут ей стало ясно, что похитители собирались ее мучить самым изощренным способом. Сейчас она наестся и захочет справить естественные потребности.

Но дверь – Алевтина встала и проверила – так и есть, закрыта, и ключ ей предлагать никто не собирается. Она подбежала к окну, но мужчина в чулке уже скрылся, а вскоре послышался звук отъезжающей машины. Все, она брошена на произвол судьбы! Редкая, циничная пытка.

Алевтина осмотрелась, припоминая, не видела ли она в комнатухе скотча. У нее хлипкая сила воли, она обязательно натрескается и умрет. Скотчем же можно залепить рот и просто трепетно смотреть на колбасу. Говорят, это помогает и оттягивает голодную смерть.

Алевтина бросилась искать скотч и случайно наткнулась на странный предмет, похожий на большую пластмассовую коробку. На коробке лежала инструкция с описанием действия биотуалета. Да, они все предусмотрели! Выходит, жизнедеятельность Алевтины Краевой им не безразлична.

Она ощутила прилив благодарности и черканула в тетради пару приветственных строк: «Что, сволочи, не ждали?! И не дождетесь! А за туалет отдельное спасибо». И Алевтина накинулась на еду, словно ее не кормили месяц. После завтрака-обеда-ужина ей резко захотелось спать, что она и сделала.

На следующий день Алевтине удалось дать о себе знать. Она обнаружила в тумбочке чей-то мобильный телефон. У него практически села батарея, но ее хватило на три секунды, чтобы сказать Василисе Васильковой самое главное. Нет, главного она так и не сказала. Василиса не услышала фамилию преступника. Может быть, это к лучшему. Ведь Алевтина пыталась высказать свои предположения, в надежде, что они оправдаются. Голос мужчины в чулке показался ей очень знакомым, но она, пораженная голодом в самый желудок, толком его не расслышала и не идентифицировала, как сказал бы Удальцов.