Банда
Шрифт:
— Что-то в этом есть, — с сомнением проговорил Заварзин. — Что-то есть...
— Единственный человек, на которого можно положиться — это Андрей. Другие могут дрогнуть, потому что у них есть возможность вывернуться, хотя и они... Но Андрею уже не выбраться. Ему сейчас что угодно поручи и он выполнит. Но с ним надо поговорить.
— И задание ему нужно подобрать, — сказал Заварзин.
— Можно подобрать, — согласился Подгайцев. — Можно и повременить... Это уже не имеет слишком большого значения не имеет. Но об этой я еще подумаю. А по повестке схожу, так и быть. Схожу.
И говоря это,
И когда он сидев перед Пафнутьевым, на нем был просторный великоватый пиджак, создававший ощущение легкости, свободы, удобства, просторные брюки, мягкие кроссовки. А на Пафяутьеве все выглядело тяжеловато, ему было жарко, неуютно в кабинете, за этим маленьким поскрипывающим столом.
— Мне передали вашу пометку, — Заварзин положил на стал скомканный листок бумаги. — И вот я здесь.
— Очень рад.
— Честно говоря, я не совсем понимаю, чем привлек ваше внимание, зачем вообще понадобился.
— Сейчас объясню, — Пафнутьев достал бланк протокола, аккуратно расправил его, вписал анкетные данные Заварзина. Тот охотно отвечал на все вопросы — о дате рождения, месте работы, семейном положении и постепенно настороженность все более охватывала его, а от того превосходства, с которым зашел пятнадцать минут назад, не осталось и следа. Заварзин с опаской поглядывал на зловещие несуразные предметы, торчащие из-под шкафа, разложенные на полках, валявшиеся прямо под ногами. А Пафнутьев, о, этот лукавый Пафнутьев прекрасно знал, какое впечатление производят на нового человека все эти вешдоки, и не стремился очистить от них свой кабинетик.
— Ну что, Александр... Вот мы с вами и встретились, — проговорил он удовлетворенно.
— Да я, в общем-то, и не скрывался.
— Да? — удивился Пафнутьев. — Надо же... Интересно, — он произносил слова, которые не значили ровно ничего для человека невиновного, но того, кто в чем-то замешан, они явно нервировали. — Скажите, в каких отношениях вы находились с убитым? — Пафнутьев склонил голову, приготовившись слушать.
— Каким убитым? — отпрянул от неожиданности Заварзин.
— С Пахомовым, которого застрелили на прошлой неделе.
— А я его и знать не знаю.
— Странно... Весь город знает, а вы не знаете. Весь город об этом гудит, а вы слыхом не слыхивали. Люди про колбасу забыли, про мыло, про водку — только и трепу об этом убийстве, а вы будто с Луны свалились!
— Ну, я слышал, конечно, что кого-то стрельнули...
— Ага, все-таки слышали. Это меняет дело. Так и запишем. Значит, решили отказаться от первоначальных своих показаний.
— Послушайте... Не надо мне пудрить мозги! — взъярился Заварзин. — Получается, что я вроде бы одно говорю, потом другое... Не надо.
— Значит, об убийстве вам известно?
— Да. Но никакого Пахомова не знаю.
— Очень хорошо. Так и запишем. Вы не возражаете, ели я так запишу?
— Ради Бога! Пишите, что хотите!
— Подпишите,
— Более или менее, — сказал Заварзин и небрежна расписался на рыхловатой бумаге протокола. Но была я его движениях и нервозность. Он насторожился, поняв, что ухо нужно держать востро. А Пафнутьев был, казалось, беззаботен.
— Значит, с Пахомовым не знакомы и о его существовании никогда не слышали?
— Да. Именно так.
— Прекрасно. Скажите тогда, в каких вы отношениях с его женой?
— Не понял? — Заварзин отшатнулся на спинку стула.
— Повторяю... В каких отношениях вы находитесь с Ларисой Пахомовой, женой человека, застреленного на прошлой неделе?
— Вы что, путаете меня, ловите, никак не пойму?
— А мне непонятно, что вас настораживает? Если вы не знали мужа, если впервые услышали его фамилию... То как быть с женой? Как нам быть с Ларисой? — Пафнутьев склонился над столом, стараясь заглянуть Заварзину в глаза.
— Не пойму, что вы хотите?
— Хорошо. Разобью вопрос на несколько, чтобы он был более доступен, — пустил Пафнутьев первую шпильку. — Знакомы ли вы с Ларисой Пахомовой?
— Нет.
— Слышали ли когда-нибудь это имя?
— Нет.
— Знали ли вы о ее существовании на белом свете?
— Нет.
— Подпишите вот здесь... Благодарю. Из всего этого следует, что вы не знаете, где она работает, где живет, с кем общается?
— Я ее вообще не знаю! — заорал Заварзин.
— Распишитесь.
— Слушайте, что-то много подписей... Так не бывает!.
— А откуда вы знаете, как бывает? Вы уже сталкивались со следователем? Привлекались к уголовной ответственности? Были в конфликте с правосудием?
— Никогда. Ни разу. И не собираюсь!
— Почему же вас смущает, что приходится подписывать свои собственные заявления? Обычная практика. Правда, чаще она применяется во время очных ставок, когда требуется устранить противоречия в показаниях нескольких свидетелей или подозреваемых. Но поскольку вы делаете очень важные заявления, а они находятся противоречии с данными, которыми располагает следствие, то я, чтобы устранить эти противоречия, в прошу подтвердить сказанное. Что же в этом плохого? Ведь таким образом вы полностью устраняете мою предвзятость, если она каким-то образом проявится. И ваша позиция на суде будет неуязвима, разве нет?
— Что-то вы рановато о суде заговорили, — растерянно пробормотал Заварзин.
— Ничуть. По-моему, в самый раз. Да и зачем вам-то об этом думать? Это мои проблемы.
— А о каких противоречиях вы говорили?
— А! — Пафнутьев махнул рукой. — Дело в том, что некоторые люди утверждают, будто вы не единожды катали на своем роскошном “мерседесе” вышеупомянутую Ларису Пахомову.
— Мало ли кого я мог подвезти! Сотня на бензин никогда не помешает.
— Дело в том, что свидетели утверждают, что будто вы заезжали за Пахомовой к ней домой, где она проживала вместе со своим мужем Николаем, тем самым, который был застрелен на прошлой неделе, о чем вы ничего не слышали, хотя весь город...