Бандитская рулетка
Шрифт:
– Я бы с удовольствием, – вздохнул он.
– Так в чем же дело?
– Но я не хочу никого обманывать. Воротынцев не уговаривал меня взять на себя свою вину. Не было такого.
– Было, Лиманов, было… Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, парень. Ты думаешь, что мафия всесильна. Я даже знаю, что сказал тебе Воротынцев. Дескать, ментам заплачено, и они будут играть по его правилам… Да, ментам действительно заплачено. Только эти продажные менты погоды не делают. Во-первых, полномочий у них для этого не было, а во-вторых, они уже арестованы и ничем не могут помочь твоему боссу. А работа продолжается.
Карагезов говорил очень убедительно, его слова казались гвоздями, которые он вгонял в гроб свободы. Но последняя фраза вернула Кирилла к жизни.
– Что-то я не пойму вас, гражданин следователь. То Воротынцев получит пожизненный срок, то будет жить на свободе в свое полное удовольствие.
– Будет. Если мы не доберемся до него. А мы обязательно до него доберемся.
Даже тень досады не промелькнула в глазах Карагезова. Он уверен был в том, что дал арестанту достойное и убедительное объяснение. Но Кирилл ему больше не верил.
Что, если Карагезов куплен Воротынцевым с потрохами? Разве не может он играть сейчас по сценарию, утвержденному Леней? Может. Возможно, это не Карагезов, а сам Воротынцев устраивал сейчас Кириллу проверку на прочность. Если так, то ни в коем случае нельзя поддаваться на провокацию.
Глава 23
Лай караульных собак, выгрузка из вонючего автозака в живой коридор из солдат внутренней службы, окрики вертухаев, удары дубинками по почкам, издевательства на каждом шагу, переполненная камера… Не было ничего такого.
В следственный изолятор Кирилла доставили в оперативной машине, только там и передали на руки тюремной охране. Не избивали его, не унижали, разве что заставили раздеться догола, когда производили досмотр. Даже не заставили, а вежливо попросили. И врач на осмотре готов был выслушать все его жалобы. Только не жаловался ни на что Кирилл. Здоров он был. Пока здоров. А с сегодняшнего дня здоровье пойдет на убыль, ведь впереди его ждала камера смертников. Вернее, камера для тех, кого ожидало пожизненное заключение.
Но его отправили в обычную камеру. Сначала загнали в так называемую баню, позволив помыться под горячей водой, затем выдали матрас, белье и прочие тюремные «радости». А потом уже в камеру.
Это было помещение метров пять длиной и около трех шириной. Беленые стены, линолеум на полу, шесть железных коек в два яруса, сортир за кирпичной перегородкой, умывальник. Стол, холодильник, телевизор и всего пятеро арестантов. И «смотрящий» по хате не сидел на столе, выставив на обозрение свой потный, сплошь покрытый татуировками торс. И урки с гнилыми зубами не резались в карты в своем блатном углу. И «обиженные» не
Двое сидели за столом, попивая чай и посматривая в экран телевизора. Крепкие на вид ребята, брутального типа. Они-то и глянули на Кирилла как досадную помеху, дескать, в камере и так места мало, а тут еще кого-то пригнали. Недовольно глянули, придирчиво. Но и Кирилл не таял под их взглядами. Он и сам на вид не слабак, если надо будет, сумеет постоять за себя. Эта уверенность в своих силах, отражаясь на его лице, подействовала на крепышей за столом и примирила их с мыслью о том, что придется подвинуться.
Один заключенный спал, головой уткнувшись в подушку. Маленький, щупленький, в шерстяном спортивном костюме. Другой сидел на койке, скрестив под себя ноги. Глаза закрыты, ладони прижаты к щекам. Похоже, мужик молился на свой мусульманский лад. Смуглая кожа, азиатский склад лица. Немолодой он уже – и седина в черных волосах проблескивает, и сетка морщин вокруг глаз. Пятый сокамерник, толстощекий тучный мужчина, лежал на койке и читал книгу, обернутую в газету. Эти трое не обращали на Кирилла никакого внимания.
Зато из-за стола поднялся крепыш с лысой шишковатой головой и деформированными ушами. Резкие и тяжелые черты лица, глубоко посаженные глаза под мощными надбровьями, искривленный нос, покатая борцовская шея. Неброский, но дорогой спортивный костюм на нем, тапочки на босу ногу.
– Я – Рома, – сказал он, перемалывая челюстями жвачку. Руки не подал, не улыбнулся.
– Кирилл.
– Здесь твоя «шконка», – положил руку на сетку ближайшей к двери койки Рома.
Нагибаться ему не пришлось, потому что свободное место находилось на втором ярусе. На первом спал щуплый арестант.
Кирилл кивнул, бросил на койку скатанный матрас и стал поднимать сумку, но Рома осадил его.
– Для «хабара» у нас телевизор, – сказал он, кивком головы показав на тумбочку, прикрепленную к стенке в пространстве между спаренными койками.
Кирилл усмехнулся, и Рома, заметив это, нахмурился:
– Что не так?
– Это телевизор, – Кирилл посмотрел на тумбочку и перевел взгляд на подвешенный к потоку телевизор: – А это ящик. Все наоборот.
– В ящик у нас сыграть можно, если вести себя неправильно. Борзых у нас не любят. И шумных тоже. Если буза пойдет, менты нам быстро веселую жизнь устроят.
– А кто шуметь собирается?
– Вот и я говорю, что не надо шуметь… Что там у тебя в «хабаре»?
– Ну… – начал было Кирилл, но Рома взмахнул рукой – дескать, не грузись.
– Давай располагайся, и к столу, знакомиться будем. Мы пока со Степой чай поставим.
На слове «чай» Рома сделал особый упор, но Кирилл и без того понял, что к столу его ждут с презентом.
Леня организовал ему серьезный инструктаж, вплоть до того, как надо вести себя в тюрьме. И в казенный дом снарядил по всем правилам. И вещи у него все необходимые для «сидения» были, и с продуктами порядок, поэтому к столу он принес и чай, и сахар, и сладости. Ну, и про сало с хлебом не забыл.